Ее стала бить дрожь. Мимо столика, за которым они сидели надКоктебельской долиной, промелькнула некая тень, деликатно клацнул фотозатвор.

– Таня, возьмите себя в руки, – пробормоталБакстер. – Не волнуйтесь. Не беспокойтесь ни о чем. Все снимки будутуничтожены. Если хотите, мы вылетим отсюда сегодня же. Хотите, полетим сначалав Лондон, в Париж, в Нью-Йорк, или сразу в Новую Зеландию… Или выйдем ночью вморе на «Элис». Хотите, отправляйтесь одна или с моей доверенной секретаршеймиссис Хигтинс… Короче говоря, может быть, старый болт сошел с резьбы, но длясебя я решил твердо: you are my queen for the rest of my life… [7]Простите, Таня, это из одной старой песенки.

– Неужели это правда, Бак? – она уже поняла, что ив самом деле спасена, что тупик вдруг раздвинулся и вдалеке появилась блаженнаяНовая Зеландия, но тут снова шторы стали задвигаться. – Нет, ничего неполучится, Бак. Ваши информаторы сообщили о моих детях, конечно? Я не могу броситьдетей, а они их ко мне никогда не отпустят. Они никогда не отпускаютродственников к «невозвращенцам».

– Это не проблема, – сказал Бакстер. – Япросто позвоню Алексею, и все будет улажено за один день.

– Какому Алексею? – удивилась Таня.

– Косыгину. – Бакстер похлопал наивнымиглазками. – Он мне не откажет. Мы с ним много раз вместе рыбачили.

Она расхохоталась. Как просто, оказывается, жить в этоммире! Фред Бакстер звонит Алексею Косыгину, и – нет проблем! Рыбалка, гольф,зеленые склоны зеленой нью-ландии.

Поехали, Бак. Произведем еще одну сенсацию сегодняшнеговечера. Нет, Андрею мы ничего не скажем, не будем отравлять его торжества. Онбудет огорчен новой сенсацией, ведь она наложится на сенсацию СОСа, идея идвижение слегка пострадают. Огорчим его позже, позвоним ему по телефону.Откуда? Сейчас решим. Позвоним ему из-за моря, или из моря. Да-да, сегодня жевон отсюда, с этого Острова, от всех этих мерзких проблем, из этих пут, из этойподлой аббревиатуры, мой милый Бак. Лишь только одно мне нужно сделать. Мненужно заехать на мыс Херсонес в собор Святого Владимира и поставить там свечку.Поедем сразу, потому что и «они» там собираются быть к утру, а встречаться ненужно.

После пресс-конференции, которая продолжалась не менее двухчасов, Лучников, наконец, добрался до бутылки шампанского и осушил ее сразу,бокал за бокалом.

– Хэллоу, мистер Мальборо, – вдруг услышал онтихий голос и обнаружил рядом с собой скромняжечку-зануду миссис Парслей изМеждународной Амнистии.

– Простите, мадам… – начал было он и вдруг догадался: –Кристина!

Нелегко было узнать в этой застенчивой, с угловатымидвижениями «профессорше» ту развязную секс-террористку, международную курву,бродячую нимфоманку – иначе он о ней и не думал, если вообще о ней думалкогда-нибудь. Она была забавным эпизодом в его жизни, а сколько их было, такихэпизодов! Странно, что имя вдруг сразу вспомнилось. Почему-то очень отчетливовспомнился голос и шутка о Мальборо и этот легкий польский акцент. Вдруг сразувсе вспомнилось в подробностях – ее приход, борьба за половое преобладание итакая чудесная капитуляция. Он улыбнулся и вдруг увидел, что она краснеет,заливается мучительной краской, от шеи по уши, и даже капелька пота падает солба.

– Вас нелегко узнать, бэби, – сказал оннасмешливо. – Задали вы мне загадку, бэби. Кто это, думаю, гипнотизируетменя весь вечер? Грешным делом даже подумал – не террористка ли? Ошеломляющиеизменения, бэби. Вы полностью переменили стиль. Новое направление «уименслиб»?Или это уже за кормой, бэби? «Амнести» – новая игрушка? Вы, должно быть, изсостоятельной семьи? Прошу прощения, бэби, за этот горох вопросов – стараярепортерская привычка, бэби. Вы даже покраснели, бэби, я ошеломлен. Краскастыда – это что-то новое. Классика, да? Возврат к классике?

– Если бы вы знали, Андрей, как я рада васвидеть, – очень тихо проговорила она, протянула руку и чуть-чуть кончикамипальцев дотронулась до его локтя.

Ну и ну, подумал он, экий ток от нее идет. Влюблена, что ли?Да ведь и в самом деле – она влюблена в меня. Фантастика, она сделала из меняромантический образ, подумал Андрей. Нет, невозможно разобраться в бабах,сколько с ними ни возись.

Он оглянулся вокруг – Тани нигде не было. Тогда он сказалКристине, что чертовски голоден и, может быть, она разделит с ним ночнуютрапезу. Устроят ли ее жареные «скампи» под шампанское «Новый Свет»? О'кей, онпопросил старого Хуа накрыть им стол на южной галерее, из которой был подподъем прямо в «башенку».

Они сидели вдвоем над затихающей долиной, в глубине которойв этот предрассветный час, словно угли на костре, остывал загульный Коктебель.По всей «Каховке», однако, еще мелькали тени: солидные гости разъехались,настало время молодежи. На лужайке под скалой танцевало несколько пар: в светенизких, прижатых к траве фонарей, видны были мелькающие ноги, все, что вышеколен, скрыто во мраке.

Во время ночной этой трапезы выяснилось вдруг немаловажноеобстоятельство. Оказалось, что Антон и подружка Кристины, Памела, обвенчалисьеще тогда, весной, что Памела забеременела и, следовательно, чемпион «Антика-ралли»скоро станет дедом.

Вот это да, сказал Лучников, все сразу, хотя и не очень-тоотдавал себе отчет в том – что сразу. Оказалось также, что и для Кристины этимесяцы не прошли бесплодно: она хоть и не забеременела, но в ней родилось новоесознание. Она постигла бесцельность своих молодых блужданий – и лефтизма, ифеминизма – и теперь решила посвятить себя узникам совести во всем мире. Не безвашего влияния, мистер Мальборо, произошел этот сдвиг. Прости, Кристина, но я кузникам совести имею лишь косвенное отношение, в том смысле, что участьчилийцев или аргентинцев, мне, признаюсь со стыдом, как-то далека. Русскиеузники – вот наша печаль. Увы, мы вообще погружены только в свои, русские,проблемы, а их столько… увы…

– Вот с русских-то все и началось, – печальнопризналась Кристина (узнать ее было нельзя): – вернее, с русского, с вас,Андрей. Я думала о вас… Может быть, славянские гены виноваты…сентиментальность… казалось бы, подумаешь – little sexual affair [8],но я не могла вас забыть… и в Штатах я стала изучать вас… да-да… проникла ввашу идею… меня поразила ее жертвенность… Профессора в Гарварде говорили, чтоэто типичный русский садомазохизм, но мне кажется, все глубже, важнее… можетбыть, это уходит к религии… не знаю… во всяком случае мне стала противной мояраспутная и дурацкая жизнь, и тогда я отдала половину своих денег вМеждународную Амнистию и стала работать на них… Хотите верьте, хотите нет, но уменя после вас не было ни одного мужчины.