Правдивая повесть, извлеченная из рукописей отца Кенеля [1]

Однажды святой Дунстан[2], ирландец по национальности исвятой по роду занятий, отплыл из Ирландии на пригорке к французским берегам идобрался таким способом до бухты Сен-Мало. Сойдя на берег, он благословилпригорок, который, отвесив ему несколько низких поклонов, воротился в Ирландиютою же дорогою, какою прибыл.

Дунстан основал в этих местах небольшой приорат и нарек егоГорным, каковое название он носит и поныне, что известно всякому. В тысячашестьсот восемьдесят девятом году[3] месяца июля числа 15-го, под вечер, аббатде Керкабон, приор храма Горной богоматери, решив подышать свежим воздухом,прогуливался с сестрой своей по берегу моря. Приор, уже довольно пожилой, былочень хороший священник, столь же любимый сейчас соседями, как в былые времена– соседками. Особенное уважение снискал он тем, что из всех окрестныхнастоятелей был единственным, кого после ужина с собратьями не приходилосьтащить в постель на руках. Он довольно основательно знал богословие, а когдауставал от чтения блаженного Августина, то тешил себя книгою Рабле: поэтому всеи отзывались о нем с похвалой.

Его сестра, которая никогда не была замужем, хотя и имела ктому великую охоту, сохранила до сорокапятилетнего возраста некоторую свежесть:нрав у нее был добрый и чувствительный; она любила удовольствия и была набожна.

Приор говорил ей, глядя на море:

– Увы! Отсюда в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году нафрегате «Ласточка» отбыл на службу в Канаду наш бедный брат со своей супругой,а нашей дорогой невесткой, госпожой де Керкабон, Не будь он убит, у нас была бынадежда свидеться с ним.

– Полагаете ли вы, – сказала м-ль де Керкабон, – что нашуневестку и впрямь съели ирокезы, как нам о том сообщили? Надо полагать, если быее не съели, она вернулась бы на родину. Я буду оплакивать ее всю жизнь – ведьона была такая очаровательная женщина; а наш брат, при его уме, добился бынемалых успехов в жизни.

Пока они предавались этим трогательным воспоминаниям, вустье Ранса вошло на волнах прилива маленькое суденышко: это англичане привезлина продажу кое-какие отечественные товары. Они соскочили на берег, не поглядевни на господина приора, ни на его сестру, которую весьма обидело подобноеневнимание к ее особо.

Иначе поступил некий очень статный молодой человек, которыйодним прыжком перемахнул через головы своих товарищей и очутился перед м-ль деКеркабон. Еще не обученный раскланиваться, он кивнул ей головой. Лицо его инаряд привлекли к себе взоры брата и сестры. Голова юноши была не покрыта, ногиобнажены и обуты лишь в легкие сандалии, длинные волосы заплетены в косы,тонкий и гибкий стан охвачен коротким камзолом. Лицо его выражаловоинственность и вместе с тем кротость. В одной руке он держал бутылку сбарбадосской водкой, в другой – нечто вроде кошеля, в котором были стаканчик иотличные морские сухари. Чужеземец довольно изрядно изъяснялся по-французски.Он попотчевал брата и сестру барбадосской водкой, отведал ее и сам, потомугостил их еще раз, – и все это с такой простотой и естественностью, что онибыли очарованы и предложили ему свои услуги, сперва осведомившись, кто он икуда держит путь. Молодой человек ответил, что он этого не знает, что онлюбопытен, что ему захотелось посмотреть, каковы берега Франции, что он прибылсюда, а затем вернется восвояси.

Прислушавшись к его произношению, господин приор понял, чтоюноша – не англичанин, и позволил себе спросить, из каких он стран.

– Я гурон[4], – ответил тот.

Мадемуазель де Керкабон, удивленная и восхищенная встречей сгуроном, который притом обошелся с ней учтиво, пригласила его отужинать с ними:молодой человек не заставил себя упрашивать, и они отправились втроем в приоратГорной богоматери.

Низенькая и кругленькая барышня глядела на него во все глазаи время от времени говорила приору:

– Какой лилейно-розовый цвет лица у этого юноши! До чегонежна у него кожа, хотя он и гурон!

– Вы правы, сестрица, – отвечал приор, Она без передышкизадавала сотни вопросов, и путешественник отвечал на них весьма толково.

Слух о том, что в приорате находится гурон, распространилсяс необычайной быстротой, и к ужину там собралось все высшее общество округи.Аббат де Сент-Ив пришел со своей сестрой, молодой особой из Нижней Бретани,весьма красивой и благовоспитанной. Судья, сборщик податей и их жены также незамедлили явиться. Чужеземца усадили между м-ль де Керкабон и м-ль де Сент-Ив.Все изумленно глядели на него, все одновременно и рассказывали ему что-то, ирасспрашивали его, – гурона это ничуть не смущало. Казалось, он руководилсяправилом милорда Болингброка[5]: «Nihil admirari» [6]. Но напоследок,выведенный из терпения этим шумом, он сказал тоном довольно спокойным:

– Господа, у меня на родине принято говорить по очереди; какже мне отвечать вам, когда вы не даете возможности услышать ваши вопросы?

Вразумляющее слово всегда заставляет людей углубиться нанесколько мгновений в самих себя: воцарилось полное молчание. Господин судья,который всегда, в чьем бы доме ни находился, завладевал вниманием чужеземцев ислыл первым на всю округу мастером по части расспросов, проговорил, широкоразевая рот:

– Как вас зовут, сударь?