Простодушный, заключив тетушку в объятия, спросил:

– Кто же он, этот превосходный человек, который так добр,что помогает юношам и девушкам в устройстве их любовных дел? Я сейчас же схожуи потолкую с ним.

Ему объяснили, кто такой папа; Простодушный удивился пущепрежнего.

– В вашей книге, дорогой дядюшка, про все это нет ни звука;мне довелось путешествовать, я знаю, как неверно море; мы тут находимся наберегу океана, а мне придется покинуть мадемуазель де Сент-Ив и проситьразрешения любить ее у человека, который живет вблизи Средиземного моря, зачетыреста лье отсюда, и говорит на непонятном мне языке; это до непостижимостинелепо. Сейчас же пойду к аббату де СенгИв, который живет всего в одном льеотсюда, и ручаюсь вам, что женюсь на моей возлюбленной сегодня же.

Не успел он договорить, как вошел судья и, верный своемуобыкновению, спросил Простодушного, куда он идет.

– Иду жениться, – отвечал тот, убегая. И через четверть часаон был уже у своей прекрасной и дорогой бретонки, которая еще спала.

– Ах, братец! – сказала м-ль де Керкабон приору. – Не быватьнашему племяннику иподьяконом.

Судья был очень раздосадован намерением Простодушного, таккак предполагал женить на м-ль де СентИв своего сына, который был еще глупее инесноснее, чем отец.

Прибежав в аббатство, Простодушный спросил у старойслужанки, где спальня ее госпожи, распахнул незапертую дверь и кинулся ккровати. М-ль де Сент-Ив, внезапно пробудившись, вскрикнула:

– Как, это вы? Ах, это вы? Остановитесь, что вы Делаете? Онответил:

– Женюсь на вас.

И женился бы на самом деле, если бы она не стала отбиватьсясо всей добросовестностью, какая приличествует хорошо воспитанной особе.

Простодушному было не до шуток; ее жеманство представлялосьему крайне невежливым.

– Не так вела себя мадемуазель Абакаба, первая моявозлюбленная. Вы поступаете нечестно: обещали вступить со мной в брак, а теперьне хотите; вы нарушаете основные законы чести; я научу вас держать слово иверну на путь добродетели.

А добродетель у Простодушного была мужественная инеустрашимая, достойная его патрона Геракла, чьим именем он был наречен прикрещении. Он готов был уже пустить ее в ход во всем ее объеме, когда напронзительные вопли барышни, более сдержанной в проявлении добродетели, сбежалисьблагоразумный аббат де Сент-Ив со своей ключницей, его старый набожный слуга иеще некий приходский священник. При виде их отвага нападающего умерилась.

– Ах, боже мой, дорогой сосед, – сказал аббат, – что вы тутделаете?

– Исполняю свой долг, – ответил молодой человек. – Хочувыполнить свои обеты, которые священны.

Раскрасневшаяся Сент-Ив начала приводить себя в порядок.Простодушного увели в другую комнату.

Аббат стал ему объяснять всю гнусность его поведения.Простодушный сослался в свое оправдание на преимущества естественного права,известного ему в совершенстве. Аббат стал доказывать, что следует отдатьрешительное предпочтение праву гражданскому, ибо, не будь между людьмидоговорных соглашений, естественное право почти всегда обращалось бы вестественный разбой.

– Нужны нотариусы, священники, свидетели, договоры,дозволения, – говорил он.

Простодушный в ответ на это выдвинул соображение, неизменноприводимое дикарями:

– Вы, стало быть, очень бесчестные люди, если вам нужнытакие предосторожности.

Нелегко было аббату найти правильное решение этогозапутанного вопроса.

– Признаюсь, – вымолвил он, – среди нас немало ветреников иплутов, и столько же было бы их и у гуронов, живи они скопом в большом городе,однако же встречаются и благонравные, честные, просвещенные души, и вотэтими-то людьми и установлены законы. Чем лучше человек, тем покорнее должен оним подчиняться. Надо подавать пример порочным, которые уважают узду, наложеннуюна себя добродетелью.

Этот ответ поразил Простодушного. Уже замечено было ранее,что он обладал способностью судить здраво. Его укротили льстивыми словами, емуподали надежду: таковы две западни, в которые попадаются люди обоих полушарий.К нему привели даже м-ль де Сент-Ив, после того как она оделась. Все обошлосьблагопристойнейшим образом, но, невзирая на соблюдение всех приличий, сверкающиеглаза Простодушного заставляли его возлюбленную потуплять очи и повергали втрепет все общество.

Спровадить его назад, к дядюшке и тетушке, оказалось деломкрайне трудным. Пришлось снова пустить в ход влияние прекрасной Сент-Ив. Чемяснее сознавала она свою власть над ним, тем большею проникалась к немулюбовью. Она принудила его удалиться и была этим очень огорчена. Наконец, когдаон ушел, аббат, который не только приходился братом м-ль де Сент-Ив, но, будучина много лет старше ее, был также и ее опекуном, решил избавить свою подопечнуюот усердных ухаживаний исступленного обожателя. Он решил поговорить с судьей, итот, мечтая женить сына на сестре аббата, посоветовал заточить бедную девушку вобитель. Это был жестокий удар: если бы отдали в монастырь бесчувственную, и тавозопила бы, но влюбленную, да еще так нежно, и притом благонравную! – было отчего впасть в отчаяние.

Простодушный, вернувшись к приору, рассказал все с обычнымсвоим чистосердечием. Ему пришлось выслушать все те же увещания; они оказалинекоторое действие на его рассудок, но никак не на его чувства. На следующийдень, когда он собрался было снова навестить свою прекрасную возлюбленную,чтобы порассуждать с ней о естественном праве и праве гражданском, истекающемиз договоров, г-н судья сообщил ему с оскорбительным злорадством, что она вмонастыре.

– Ну что ж, – ответил тот, – порассуждаем в монастыре.

– Это невозможно, – сказал судья.