— Вот и хорошо. Теперь вытирай глаза, и я принесу тебечто-нибудь выпить. Ну а потом поговорим, что тебе дальше делать.

— Я и сама прекрасно знаю, что собираюсь сделать! —взорвалась Мередит, энергично промокая глаза и нос. — Задушить своего папочку!

— Не удастся, раньше я до него доберусь! — мрачно пообещалПатрик и, подведя Мередит к дивану, легонько подтолкнул ее и исчез на кухне,чтобы вернуться через несколько минут с чашкой горячего дымящегося шоколада.

Мередит с благодарностью взяла чашку, улыбнувшись Патрику.

— Ну а теперь, — объявил он, когда она допила шоколад, —давай поговорим о том, что ты должна сказать Мэтту.

— Я скажу ему правду.

Безуспешно пытаясь скрыть восторг, Патрик усердно закивал:

— Именно так ты и должна поступить. В конце концов тыпо-прежнему его жена, и он имеет право знать, что случилось. А поскольку он —твой муж, обязан выслушать и поверить. Кроме того, у вас обоих есть и другиеобязательства — простить и забыть, утешить и ободрить. Чтить свои брачныеобеты.

Мередит поняла, куда он клонит, и слегка нахмурилась. ПатрикФаррел, сын ирландских эмигрантов, очевидно, по-прежнему был глубоко убежден внерушимости брачных уз, а теперь, услышав правду о том, что случилось с еговнучкой, шел напролом.

— Мистер Фаррел, я…

— Называй меня папой.

Мередит поколебалась, и тепло в его глазах растаяло.

— Не важно, не стоило ожидать, что такая, как ты, захочет…

— Дело не в этом! — перебила Мередит, вспыхнув от стыда привоспоминании о том презрении, которое испытывала к нему раньше. — Просто вы недолжны возлагать слишком большие надежды на меня и Мэтта.

Она стремилась заставить его понять, что спасать их бракслишком поздно, но после боли, которую причинила ему, не могла заставить себяранить Патрика еще больше, сказав прямо, что больше не любит его сына.

Но на самом деле она мечтала о возможности рассказать Мэттуправду о выкидыше и о том, что было потом, стремилась к его пониманию ипрощению. И хотела ответить тем же. Хотела страстно, безумно, отчаянно.

— Мистер Фаррел… папа… — поправилась она, видя, как оннасупился. — Я понимаю, чего вы пытаетесь добиться, но этому не бывать. Мэтт ия знали друг друга всего несколько дней, прежде чем разлучиться навеки, ноэтого недостаточно, чтобы…

— Чтобы знать, любишь ли ты кого-то? — докончил за нееПатрик, и Мередит беспомощно замолчала. Его мохнатые белые брови изумленноприподнялись. — Мне стоило только посмотреть на свою жену, чтобы понять: онадля меня единственная женщина на земле.

— Ну я не настолько импульсивна, — заметила Мередит и тут жепожалела, что не может провалиться сквозь землю при видемногозначительно-веселых искорок в глазах Патрика.

— Но одиннадцать лет назад ты, видать, была чертовскиимпульсивна! Мэтт провел с тобой всего один вечер, и ты забеременела. Онговорил, что ты до него не знала мужчин. Так что, похоже, ты в два счетарешила, что он для тебя — единственный.

— Пожалуйста, не будем говорить об этом, — пристыженнопрошептала Мередит, протягивая руку, словно для того, чтобы отстранить егослова. — Вы не понимаете, как я относилась к Мэтту в то время. Позже между намипроизошло что-то непонятное. Все так сложно…

Патрик метнул на нее полупренебрежительный взгляд:

— Тут нет ничего сложного. Все очень просто. Ты любила моегосына. Он любил тебя. Вдвоем вы сделали ребеночка. Вы женаты. И теперьнеобходимо провести вместе некоторое время, чтобы отыскать те чувства, которыевы испытывали друг к другу. И вы их найдете. Вот и все.

Мередит едва не рассмеялась. Господи, как жестоко оношибается!

Но при виде промелькнувшей на ее лице веселой улыбки бровиПатрика вновь взлетели вверх:

— Тебе лучше поскорее решить, что делать, — предупредил он,без зазрения совести пытаясь любыми способами принудить Мередит объясниться сМэттом, — потому что у него есть девушка, и он в один прекрасный день возьмет иженится на ней. Вот увидишь!

Мередит, естественно, предположила, что речь идет о тойдевушке, которую она видела на снимке, и сердце почему-то странно, болезненносжалось.

— Та, что в Индиане? — спросила она, вставая, и Патрикнерешительно кивнул. Мередит несмело улыбнулась и взяла сумочку. — Мэттотказывается говорить со мной по телефону. А мне нужно все объяснить ему,особенно теперь, — умоляюще прошептала она.

— Лучшего места для объяснений, чем ферма, не найдешь, —объявил Патрик, широко улыбаясь. — Там у тебя будет достаточно времени, чтобыпридумать, как лучше все рассказать, а ему придется выслушать. У тебя уйдетвсего часа два, чтобы туда добраться.

— Что? — охнула она. — Но это невозможно! Встретиться сМэттом наедине, на ферме… вовсе уж не такая хорошая идея.

— Считаешь, что тебе нужна компаньонка? — удивился он.

— Нет, — полушутя ответила Мередит, — рефери[1]. Я надеюсь,что вы поможете рассудить нас, и мы втроем все обсудим, когда он вернется.

Положив руки ей на плечи, Патрик настоятельно попросил:

— Мередит, поезжай на ферму. Можешь сказать ему там все, чтособираешься. У тебя никогда не будет лучшего шанса.

И, заметив, что она колеблется, начал уговаривать:

— Ферма продана. Именно поэтому Мэтт поехал туда: собираетоставшиеся вещи. Телефон отключен, и вам никто не помешает. Он не может уехатьоттуда, потому что сломалась машина, и ее отбуксировали в мастерскую. Джодолжен заехать за ним только в понедельник утром.

Заметив, что Мередит начинает сдаваться, он удвоил натиск:

— Послушай, между вами одиннадцать лет непонимания, боли,обид и ненависти, и ты можешь сегодня же положить этому конец! Сегодня же!Разве не этого ты хочешь? Я знаю, что ты должна была испытывать, когда считала,что Мэтту нет дела ни до тебя, ни до малютки, но подумай, что чувствовал он всеэти годы! И вот сегодня, уже сегодня, все мучения для вас кончатся! Вы могли быснова стать друзьями.

Мередит уже готова была сдаться, но не решалась окончательносогласиться, и Патрик, сообразив, в чем дело, лукаво добавил:

— После того как вы обо всем договоритесь, ты сможешьотправиться в эдмунтонский мотель и переночевать там.

И чем больше Мередит обдумывала сказанное, тем яснеепонимала, что Патрик прав. Телефон отключен, и Мэтт не сможет вызвать полицию,чтобы арестовать ее за вторжение на чужую территорию, даже если захочет, а безмашины он не сможет уехать. Ему придется выслушать ее.