— Можно войти? — спросило оно. Женщина выглядела совсем какМередит, только превратившаяся в ангела.

Бешеный порыв ледяного ветра бросил Мэтту в лицо пригоршнюснега и вывел его из оцепенения. Это не чертов призрак, а Мередит, Мередит изплоти и крови, и осознание этого неожиданно послало в кровь невероятную дозуадреналина. В висках забилось возбуждение, по Мэтт, слишком больной, чтобывыпроводить ее или самому замерзнуть до смерти, пытаясь заставить ее уйти,выпрямился, отступил от порога и грубо повернулся к ней спиной, предоставивМередит делать все что вздумается. Хорошо еще, что потрясение при видепоявившейся Мередит придало ему хотя бы немного сил!

— Ты, должно быть, обладаешь инстинктом гончей и упорствомбульдога, если решилась приехать сюда в такую погоду, — сообщил он, выключаяверхний свет. Голос его звучал хрипло и незнакомо, даже в собственных ушах.

Мередит готовилась к самому худшему, во всяком случае, кгораздо более взрывному приему, чем этот.

— Мне помогли тебя найти, — пояснила она, с тревогой изучаяего осунувшееся лицо, потрясенная затопившей сердце неистовой нежностью.Подавляя желание сжать ладонями его лицо и сказать, как ей жаль прошедших лет,Мередит ограничилась тем, что сбросила манто и протянула Мэтту.

— Дворецкий взял выходной, — издевательски бросил он,отступая. — Так что повесь его сама.

Вместо ожидаемого язвительного ответа Мередит повернулась ибросила манто на спинку стула. Мэтт гневно сощурил глаза, мучаясь одновременноот непонятного смущения. Странно… почему она ведет себя так покорно, почтиуниженно, совсем не то что во время их последней встречи.

— Ну?! — рявкнул он. — Слушаю! Что тебе нужно?

К удивлению Мэтта, она рассмеялась, коротко, чуть задыхаясь.

— Думаю, прежде всего я бы хотела что-нибудь выпить. Да-да яопределенно хочу выпить.

— Шампанское кончилось, — сообщил он. — Можешь выбиратьмежду скотчем и водкой. Не желаешь — не пей.

— Согласна на водку, — тихо обронила она. Мэтт на неверныхногах, боясь, что вот-вот упадет, прошел в кухню, налил в стакан водки ивернулся в гостиную. Мередит взяла протянутый стакан и оглядела комнату.

— Кажется… кажется таким странным видеть тебя здесь, послестольких лет… — запинаясь, начала она.

— Почему? Здесь я родился, и думаю, это мой настоящий дом. Яведь не кто иной, как грязный работяга, помнишь?

К полному изумлению ошеломленного Мэтта, кровь бросилась влицо Мередит, и она начала извиняться:

— Пожалуйста, прости меня, мне очень жаль, что я сказалаэто. Хотела сделать тебе больно, и у меня невольно вырвалось… Я вовсе не этоимела в виду, и нет ничего плохого в том, чтоб быть рабочим — они трудолюбивые,порядочные люди, которые…

— Кого, черт возьми, ты пытаешься одурачить? — взорвалсяМэтт, но едва не лишился сознания от боли, ударившей в виски. Комнатапокачнулась, и он оперся о стену, боясь упасть.

— Что случилось? — вскрикнула Мередит. — Ты болен?

Мэтт с неожиданной ясностью понял: либо сейчас рухнет напол, словно несмышленый младенец, либо его вывернет прямо здесь, на ее глазах.Голова кружилась, внутренности переворачивались, и он, собрав последние силы,направился к лестнице.

— Я иду в постель.

— Ты в самом деле болен! — охнула Мередит, подбегая к нему,когда Мэтт, поставив ногу на вторую ступеньку, пошатнулся и схватился заперила. Мередит потянулась к нему, чтобы помочь, и Мэтт резко отстранился, ноона почувствовала исходивший от него палящий жар.

— Господи, да ты весь горишь!

— Убирайся!

— Заткнись и обопрись на меня, — велела она, и у Мэтта дажене осталось сил противиться ей. Мередит подняла его руку и, положив себе наплечи, начала подниматься.

Когда она дотащила его до спальни, Мэтт сделал шаг вперед ис закрытыми глазами свалился на постель. Неподвижный, бледный… как смерть.Охваченная ужасом, Мередит схватила его за запястье, пытаясь нащупать пульс, нобыла так растеряна, что ничего не соображала.

— Мэтт! — вскрикнула она и начала трясти его за плечи. —Мэтт, не смей умирать! — истерически всхлипывала она. — Я ехала в метель, чтобырассказать правду, объяснить все, что ты должен узнать, попросить прощения…

Она так лихорадочно трясла его, с таким страхом молила, чтоМэтт в конце концов очнулся от гриппозного транса, хотя чувствовал себянастолько плохо, что не способен был даже на ненависть к ней. Главное ,почему-то было лишь то, что Мередит здесь, а он отчаянно болен.

— Прекрати, — шепнул он, — перестань трясти меня, черт возьми.

Мередит отпустила Мэтта, едва не вскрикнув от облегчения, нотут же взяла себя в руки и попыталась собраться с мыслями. Она всего лишьоднажды видела человека в таком состоянии — своего отца. Тогда ему стало плоходо такой степени, что он чуть не умер. Но Мэтт молод и силен. У него жар, носердце здоровое.

Не уверенная в том, как лучше помочь Мэтту, Мередитпосмотрела на ночной столик. Там стояли пузырьки с наставлениями приниматьлекарство каждые три часа.

— Мэтт, — настойчиво позвала она, решив, что ему пора выпитьтаблетки сейчас, — когда ты в последний раз принимал лекарство?

Мэтт услышал и попытался открыть глаза, но, прежде чем емуудалось это, Мередит сжала его руку и наклонилась совсем близко:

— Мэтт ты слышишь меня?

— Я не глухой, — хрипло пробормотал он. — И не умираю.Просто у меня грипп и бронхит. Я только что принял еще таблетки.

Он почувствовал, как просел матрац, когда Мередит селарядом, и даже отчего-то представил, как ее пальцы нежно откидывают волосы с еголба. Нет, он, очевидно, снова бредит, и все это горячечные фантазии — Мередитпросто не может хлопотать над ним, касаться лба, приглаживать волосы,волноваться. Невыносимо забавное видение, уродливый гротеск!

— Ты уверен, что это только грипп и бронхит? — спросила онаоткуда-то издалека.

Рот Мэтта дернулся в лихорадочной улыбке.

— Тебе этого недостаточно?

— Нужно немедленно вызвать доктора.

— Мне необходима женская забота.

— Я сойду? — спросила она с тревожным нерешительным смехом.

— Очень забавно, — шепнул он.

Мередит ощутила, как трепыхнулось сердце, потому что онговорил таким тоном, будто кроме нее… кроме нее, ему никто не нужен!