Когда я зашел в его кабинет, он начал подниматься, и япомахал ему рукой, чтобы не вставал. Я сел за стол напротив и начал с вопроса оего жене... но совсем не так, как принято у вас. Я спросил: «Ну как там твоякрасотка?» Словно Мелинде всего лет семнадцать, а не шестьдесят два или три.Мой интерес был искренним: такую женщину я бы и сам мог полюбить и жениться наней, если бы наши жизненные пути пересеклись, но еще мне хотелось хоть немногоотвлечь его от основных дел.

Он глубоко вздохнул.

– Не очень, Пол. Даже совсем не хорошо.

– Опять головные боли?

– На этой неделе всего раз, но было очень плохо, позавчераона пролежала пластом почти весь день. А теперь еще эта слабость в правойруке... – Он поднял свою, всю в веснушках, правую руку. Мы оба видели, как онадрожит над бумагой, потом опустил ее опять. Я уверен, что он все отдал бы зато, чтобы не говорить этого, а я – все за то, чтобы не слышать. Головные боли уМелинды начались весной, и все лето врач уверял ее, что это «мигрени на нервнойпочве», вызванные стрессом из-за ожидаемого ухода Хэла на пенсию. Но на самомделе никто из них не «ожидал» ухода на пенсию, а моя собственная жена сказала,что мигрень – болезнь не пожилых, а молодых, и к тому времени, когда страдающиемигренью достигают возраста Мелинды, им становится не хуже, а лучше. А этаслабость в руке? По-моему, это совсем не похоже на нервный стресс, это похожена проклятый инсульт.

– Доктор Хавестром хочет, чтобы она легла в боль-ницу вИндианоле, – сказал Муре. – Сделала анализы. Рентген головы и Бог знает, чтоеще. Она боится до смерти. – Он помолчал, а потом добавил: – По правде говоря,я и сам ужасно боюсь.

– Да, но вот увидишь, она справится, – успокоил я. – Лучшене откладывать. Если вдруг они что-то увидят на рентгене, то может оказаться,что это излечимо.

– Да, – согласился он, и тут всего один раз за эти минутыразговора, насколько я помню, наши взгляды встретились. И мы все поняли безслов, со всей беспощадностью. Да, скорее всего инсульт. А может быть, рак –опухоль мозга, и если это так, то шансы на то, что врачи в Индианоле смогутчто-то сделать, практически равны нулю. Это ведь был тридцать второй год, незабывайте, когда лекарством даже от такой более-менее простой «мочевой»инфекции были либо сера и вонь, либо страдание и ожидание.

– Спасибо за сочувствие, Пол. А теперь давай поговорим оПерси Уэтморе. Я застонал и закрыл глаза.

– Сегодня утром мне позвонили из столицы штата, – прямосказал начальник тюрьмы. – Звонок был очень сердитый, можешь себе представить.Пол, губернатор так сильно женат, что его здесь почти нет, ты меня понимаешь. Ау его жены есть брат, у которого единственный ребенок. И этот ребенок – ПерсиУэтмор. Перси вчера звонил папаше, а папаша Перси позвонил тетушке. Нужнопрослеживать цепочку дальше?

– Нет, – вздохнул я. – Перси ??астучал. Точь-в-точь классныймаменькин сынок, наябедничавший учительни-це, что видел, как Джек и Джиллцеловались в раздевалке.

– Да, – согласился Муре, – примерно так.

– Ты знаешь, что произошло между Перси и Делакруа, когдаДелакруа только поступил? – спросил я. – Перси с его чертовой резиновойдубинкой?

– Да, но...

– И ты знаешь, как он проводит ею иногда по прутьям решетки,просто так, для смеха. Он подлый, он тупой, и я не знаю, сколько еще смогу еговыносить. Это правда.

Мы знали друг друга пять лет. А это много для людей, успешноработающих вместе, особенно если часть их работы – торговля жизнью и смертью. Япросто хочу сказать: он понял, что я имел в виду. Нет, я не уйду, во всякомслучае теперь, когда вокруг тюремных стен ходит Депрессия, как опасныйпреступник, которого нельзя посадить за решетку. Люди получше меня оказывалисьвыброшенными на улицу или ездили на подножках зайцами. Мне повезло, и я зналэто: дети подросли и залог – двухсотфунтовый кусок мрамора – свалился с моихплеч в последние два года. Но человеку нужно еще питаться, да и жену кормить.Кроме того, мы привыкли посылать дочери и зятю двадцать долларов, когда могли(а иногда когда и не могли, если письма Джейн становились особенно отчаянными).Зять был безработный учитель, и если уже это не говорит об отчаянии тех дней,то значит это слово не имеет смысла. Так что нет, нельзя бросить стабильнооплачиваемую работу, такую, как моя... так вот хладнокровно взять и уйти. Но уменя уже не хватало хладнокровия в ту осень. Температура на улице была высокане по сезону, а подкравшаяся изнутри инфекция подняла ее еще выше. Когда жечеловек в таком состоянии, то его кулак может взлететь порой и помимо воли. Аесли хоть раз треснуть такого типа со связями, как Перси, то уже неостановишься, потому что назад дороги нет.

– Сдержись, – тихо произнес Муре. – Я тебя вызвал, чтобы этосказать. Я знаю из достоверных источников – от человека, звонившего мне сегодняутром, – что Перси подал заявление на работу в Бриар, и его заявление будетпринято.

– Бриар, – повторил я. Бриар Ридж – одна из двух больницштата. – Чем этот щенок занимается? Гастро-лирует по госучреждениям?

– Там административная работа. Лучше оплачивается и нужноиметь дело с бумагами, а не с больничными койками в жаркий день. – Он кривоулыбнулся.

– Знаешь, Пол, ты мог бы уже избавиться от него, если бы непустил в аппаратную вместе с Ван Хэем, когда Вождь ушел.

Сначала то, что он говорил, мне показалось очень интересным,и я не мог понять, к чему он клонит. А может, не хотел понимать.

– Куда я еще мог его поставить? – спросил я. – Господи, даон понятия не имеет, для чего вообще на блоке! А включить его в команду,осуществляющую казнь... – Я не закончил. Я не мог закончить. Цепь возможныхпроколов казалась мне бесконечной.

– И тем не менее, ты хорошо сделал бы, включив его в командудля Делакруа. Если хочешь, конечно, избавиться от него.

Я смотрел на него, открыв рот. В конце концов мне удалосьего закрыть, и я обрел дар речи.

– Что ты говоришь? Он что, хочет проверить, как там рядом,где пахнет жареными мозгами?

Муре пожал плечами. Его взгляд, такой мягкий, когда онговорил о жене, вдруг закаменел.

– Мозги Делакруа все равно поджарятся, будет в командеУэтмор или нет, – произнес он. – Верно?

– Да, но он может все испортить. Правда, Хэл, он,практически обречен на то, чтобы испортить все дело, А перед тридцатью с лишнимсвидетелями-журналистами со всех концов Луизианы...

– Вы с Брутусом Ховеллом позаботитесь, чтобы он не испортил,– сказал Муре. – А если все-таки испортит, то это пойдет в его досье иостанется там надолго, даже когда его связи исчезнут. Понимаешь?