– Мышонок был маленький, но не настолько. Нет, не похоже.

– Но он проходил именно тут, – сказал Брут. – Это просто,как апельсин.

– Не представляю, как это может быть.

– А ты придвинься поближе, не бойся, я держу тебя, ипонюхай.

Я сделал, как он просил, упершись левой рукой в одну избалок, – так я чувствовал себя устойчивей. Ветер сна-ружи поднялся опять, ивоздух свистел через отверстие прямо мне в лицо. Я ощущал пронизывающее дыханиезимней ночи на границе с Югом... и что-то еще.

Запах мяты.

«Берегите Мистера Джинглза» – услышал я голос Делакруа,звучавший не очень уверенно. Я услышал эти слова и почувствовал тепло МистераДжинглза, когда французик передал мне его, обычного мышонка, несомненно болееумного, чем другие его собратья, но все равно всего лишь мышонка, а нетакого-то имярек. «Смотрите, чтобы этот скот не трогал моего мышонка», – сказалон, и я пообещал, как всегда обещаю им в конце, когда прогулка по Зеленой Милеперестает быть чем-то нереальным или гипотетическим и становится неизбежностью.Отправить письмо брату, которого не видел двадцать лет? – Обещаю. Произнестипятнадцать раз «Аве, Мария» за упокой души? – Обещаю. Разрешить умереть поддуховным именем и чтобы это имя было написано на могиле? – Обещаю. Именно сэтим они могли идти спокойно, и спокойно садиться на стул в конце Зеленой Мили,оставаясь в здравом рассудке. Конечно же, я не мог выполнить все обещания, но ясдержал то, которое дал Делакруа. Что же касается самого французика, с нимрасплатились сполна. «Этот скот» причинил ему много боли и страданий. Да, я,конечно, знаю, что он совершил, но никто не заслужил того, что случилось сДелакруа, когда он попал в суровые объятия Олд Спарки.

Запах мяты.

И что-то еще. Что-то в глубине отверстия. Правой рукой явытащил авторучку из нагрудного кармана, все еще держась левой за балку и ужене обращая внимания на то, что Брут неосторожно щекочет меня под коленками.Одной рукой я отвинтил колпачок авторучки и кончиком пера выковырнул что-тонаружу. Это нечто оказалось тонкой деревянной щепочкой, выкрашенной вярко-желтый цвет, и я снова услышал голос Делакруа, да так отчетливо, словноего призрак находился в одной комнате с нами, – причем именно в той, где ВильямУортон провел так много времени.

– Эй, ребята! – На этот раз это был смеющийся, довольныйголос человека, забывшего хоть нанемного, где он и что его ожидает. – Идитесмотреть, что умеет Мистер Джинглз!

– Боже, – прошептал я. У меня перехватило дыхание.

– Ты что, нашел еще одну? – спросил Брут. – Я нашел три иличетыре.

Я спустился и посветил на его раскрытую большую ладонь. Наней лежало несколько щепочек, словно бирюльки для эльфов. Две желтые, такие,какие нашел я, одна зеленая и одна красная. Покрашены они были не красками, авосковыми карандашами.

– Боже мой, – произнес я низким, срывающимся голосом. – Ведьэто кусочки той катушки? Но почему? Почему они здесь?

– Ребенком я не был таким большим, как сейчас, – сказалБрут. – Я сильно вырос где-то между пятнадцатью и семнадцатью. А до этого былмалявкой. И когда впер-вые пошел в школу, мне казалось, что я такой маленький,как... маленький, можно сказать, как мышка. Я был напуган до смерти. И знаешь,что я делал?

Я покачал головой. На улице ветер завыл снова. Паутина вуглах между балками качалась, как рваные кружева. Никогда я не находился вболее населенном призраками месте. Именно здесь, когда мы стояли и смотрели нащепочки катушки, доставившей нам столько хлопот, я вдруг начал осознавать то,что почувствовал в сердце после того, как Джон Коффи прошел по Зеленой Миле: яуже не могу здесь работать. Плевать, Депрессия или что там еще, я больше немогу смотреть, как люди идут через мой кабинет навстречу смерти. Даже еслипоявится еще всего один – это будет уже слишком.

– Я попросил у мамы ее платочек, – продолжил Брут. – И,когда мне хотелось плакать, я его доставал, чувствовал запах ее духов и мнестановилось легче.

– Ты считаешь, что эта мышь сжевала кусочки катушки, чтобывспомнить Делакруа? Эта мышь?

Он поднял глаза. Мне вдруг показалось, что в них стоятслезы, но, наверное, я ошибся.

– Не знаю, Пол. Но я нашел их здесь и почувствовал запахмяты, так же, как и ты, – ведь ты тоже почувствовал. И я больше не могу. Я нехочу здесь работать. Мне кажется, что если я увижу еще хоть одного человека наэтом стуле, то умру. В понедельник я хочу попросить, чтобы меня перевели вколонию для малолетних. Если удастся перейти до появления следу-ющего узника,отлично. Если нет, я уволюсь и вернусь снова на ферму.

– А что ты выращивал в жизни, кроме камней?

– Неважно.

– Я понимаю, – сказал я. – Думаю, что уйду вместе с тобой.

Он пристально посмотрел на меня, как бы убеждаясь, что я нешучу, потом кивнул, словно все решилось. Ветер снова завыл и задул, на этот разтак сильно, что заскрипели балки, и мы с тревогой посмотрели вокруг на обитыетканью стены. Мне вдруг показалось, что я слышу Вильяма Уортона – не КрошкуБилли, нет, для нас он с первого дня был Буйный Билл, когда кричал и хохотал, иговорил нам, что мы будем безумно рады от него избавиться и никогда его незабудем. В этом он оказался прав.

То, о чем мы с Брутом договорились в ту ночь в смирительнойкомнате, так и случилось. Словно мы дали торжественную клятву над крошечнымищепочками крашеного дерева. Никто из нас больше не участвовал в казнях. ДжонКоффи был последним.

Дом престарелых, где я ставлю последние точки над i,называется «Джорджия Пайнз». Он находится примерно в ста километрах от Атлантыи на расстоянии двухсот световых лет от жизни большинства людей – людей,которым меньше восьмидесяти и которые просто живут. Вам, читающим эти строки,нужно подумать, не ожидает ли и вас подобное место в будущем. Само по себеместо не страшное, есть кабельное телевидение, кормят вкусно (хотя человекможет так мало прожевать), но в каком-то смысле это такая же морилка для бабочек,как и блок "Г" в Холодной Горе.

Здесь даже есть парень, немного напоминающий мне ПерсиУэтмора, получившего работу на Зеленой Миле только потому, что губернатор штатабыл его родствен-ником. У здешнего парня, по-моему, важных родствен-ников нет,хотя он ведет себя так же, как Перси. Его зовут Долан. Он все время причесываетволосы, как Перси, и в заднем кармане всегда таскает какое-нибудь чтиво. УПерси были журналы типа «Аргоси» и «Мужские приключения», а у Брэда – небольшиетоненькие книжечки под названием «Анекдоты». Он все время задает вопросы вродетаких, как: «Почему француз перешел дорогу?», «Сколько поляков нужно, чтобывкрутить лампочку?» или «Сколько человек несут гроб на похоронах в Гарлеме?».Как и Перси, Брэд отличается тупостью, и в его понимании смешно только то, чтоотдает злорадством.