– Вот так, – сказал Брут, захлопывая книгу и кладя обратно вящик. – Дело сделано.

Я засмеялся, но Дин, который всегда оставался серьезным,даже если понял шутку, нахмурился и начал усердно протирать стекла очков.

– У тебя будут неприятности, если кто-нибудь увидит. –Потом, поколебавшись, добавил: – Кто-нибудь не тот. Он опять помолчал,засомневался, близоруко посмотрел вокруг, словно ожидая увидеть, что у стенвыросли уши, и закончил: – Кто-нибудь типа этого задницеголового Перси Уэтмора.

– Еще чего, – сказал Брут. – Перси Уэтмор сядет за этот столтолько в день моего ухода на пенсию.

– Ты уйдешь раньше. Тебя выгонят за шуточки в книгепосетителей, если Перси шепнет нужное слово в нужное ухо. А он сможет. И ты этознаешь.

Брут сердито взглянул на него, но ничего не сказал. Яподумал, что попозже он сотрет то, что написал. А если не сотрет, то это сделаюя.

На следующий вечер, когда мы уже отвели в блок "В"сначала Биттербака, а потом Президента (они там принимали душ после того, какместных заключенных закрывали на ночь), Брут спросил меня, не поискать ли намВилли-Парохода в смирительной комнате.

– Да, думаю, надо, – кивнул я. Мы хорошо посме-ялись над нимтогда, но я знаю, что, если мы с Брутом найдем мышонка в смирительной комнате,особенно если он начал выгрызать себе что-то вроде гнезда в одной из мягкихстен, мы его убьем. Лучше убить разведчика, не-важно, каким бы забавным он нибыл, чем потом жить с переселенцами. И нет нужды говорить о том, что никто изнас не стыдился убивать мышей. В конце концов, именно за убийство крыс нам иплатят зарплату.

Но мы не нашли Вилли-Парохода, позже ставшего известным какМистер Джинглз, в ту ночь ни в мягких стенках, ни за собранным хламом,выброшенным в коридор. А хлама было много, гораздо больше, чем я ожидал, потомучто мы давненько не пользовались смирительной комнатой. Скоро мы опять начнемсе часто открывать с появлением Вильяма Уортона, но, конечно, мы тогда этогоеще не знали. К счастью.

– Куда он делся? – наконец спросил Брут, вытирая пот с шеибольшим голубым платком. – Ни дырки, ни трещины... ничего, но... – Он указал насток в полу. Ниже решетки, сквозь которую проходил мышонок, была тонкаястальная сетка, через которую и муха бы не пролетела. – Как он попадает внутрь?Как выходит?

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Но ведь он пролез сюда, так? Я хочу сказать, что мы троеего видели.

– Да, прямо под дверью. Ему пришлось протиски-ваться, но онпролез.

– Боже, – произнес Брут, и слово это прозвучало странно вустах такого громадного человека, – как хорошо, что заключенные не могутстановиться такими маленькими, правда?

– Да уж, верно, – сказал я, пробегая глазами по ткани настенках в последний раз в поисках дырочки, трещины, чего угодно. Ничего. –Ладно, пошли.

Вилли-Пароход появился снова через три дня, когда дежурилХарри Тервиллиджер. Перси тоже дежурил, и прогнал мышь назад той самой шваброй,которой чуть не воспользовался Дин.

Грызун легко удрал от Перси и победно залез в щель поддверью смирительной комнаты. С громким воплем Перси открыл дверь и вывалилснова весь хлам. Харри рассказывал, что это было одновременно и смешно, истрашно. Перси орал, что поймает эту проклятую мышь и оторвет ей голову, но,естественно, не поймал. Потный и взлохмаченный, с выбившейся сзади рубашкой, онвернулся к столу дежурного через полчаса, отбрасывая волосы со лба и говоряХарри (который молча читал во время всего этого гвалта), что прикрепит полоскузвукоизоляции под дверь, – это решит проблему грызу-нов, заявил он.

– Это ты здорово придумал, Перси, – сказал Харри,переворачивая страницу вестерна. Он подумал, что Перси забудет о том, что хотелзакрыть щель под дверью, и был прав.

Гораздо позже, зимой, уже по прошествии всех этих событий,однажды ночью пришел Брут, мы были вдвоем тогда в блоке "Г": камерывременно пустовали, и все охранники на время распущены. Перси перешел в БриарРидж.

– Пойди-ка сюда, – сказал Брут смешным сдавлен-ным голосом,и я удивленно взглянул на него. Я только что пришел с улицы, где шел дождь соснегом, и стряхивал снег с кителя, прежде чем повесить его.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Нет, но я узнал, где обитал Мистер Джинглз. Когда онвпервые появился, то есть еще до того, как Делакруа взял его к себе. Хочешьвзглянуть?

Конечно же, я хотел. Я пошел за ним по Зеленой Миле всмирительную комнату. Все, что мы хранили там, было вывалено в коридор. Брут,похоже, восполь-зовался временным затишьем, чтобы навести порядок. Дверь былаоткрыта, я увидел внутри камеры наше ведро со шваброй. На полу того же самогооттенка, что и Зеленая Миля, высыхали лужицы воды. Посреди комнаты стояла лестница,та, что обычно хранилась в кладовке, где приговоренные делали последнююостановку на своем пути. На самом верху лестницы была выступающая полочка длятого, чтобы рабочий мог положить свои инструменты, а маляр поставить ведерко скраской. На полочке лежал фонарик. Брут протянул его мне.

– Поднимайся сюда. Ты ниже меня, поэтому придется поднятьсяпочти на самый верх, но я подержу тебя за ноги.

– Я щекотки боюсь, – заметил я, поднимаясь. – Осо-бенно подколенками.

– Я буду иметь это в виду.

– Ладно, – сказал я, – но сломанное бедро, по-моему, слишкомвысокая плата за то, чтобы найти гнездо одной-единственной мышки.

– Чего?

– Не обращай внимания. – Моя голова уже была на уровнезабранной в сетку лампы посередине потолка, и я ощущал, как лестница слегкакачается под моей тяжестью. Снаружи доносился вой зимнего ветра. – Держикрепче.

– Я держу, не беспокойся. – Он крепко схватил меня залодыжки, и я поднялся еще на одну ступеньку. Теперь моя голова почти касаласьпотолка, я увидел паутину, сотканную несколькими трудолюбивыми паука-ми вуглах, где сходились балки крыши. Я посветил вокруг фонариком, но не увиделничего такого, ради чего стоило рисковать и забираться так высоко.

– Нет, не туда, – сказал Брут, – ты слишком далеко смотришь,Пол. Посмотри налево, туда, где сходятся две балки. Видишь? Одна слегкасветлее.

– Вижу.

– Посвети на нее фонариком.

Я посветил и почти сразу увидел то, что он мне хотелпоказать. Две балки были скреплены шестью шпунтами, один из них выпал, оставивчерное круглое отверстие размером с пятак. Я посмотрел на него, потом ссомнением взглянул сверху через плечо на Брута.