– Ты прикинь, как газеты обрадуются! Олег весь на виду, имянезапятнанное. Благосостояние нажил еще до депутатства. Он ведь адвокат, причемизвестный и дорогой. А тут такой лакомый кусок – в доме Харитонова внезапноскончался человек. Как с цепи сорвутся, дряни всякой навыдумывают. Думаешь,один Никита со своей «Желтухой» такой? Помнишь, что он вчера про фоторассказывал? Кстати, уж не стала вчера ничего говорить, чтобы праздник непортить, но именно его издание накинулось на Олега, когда Валя скончалась. Давайгрязным бельем трясти, меня раздевать. Только заткнуться пришлось, потому чтомы сразу признали – все правда. И любовницей была, и ребенка родила. А чтоОлегу было делать? Тина после восьми операций уже не женщина – уколы, клизмы,капельницы, химия… ну как с такой в кровать ложиться? К тому же он всю жизньмечтал о ребенке, а Валя родить не могла…

Таня замолчала, поднеся к губам дорогую чашку из прозрачногокитайского фарфора.

Дверь в столовую приоткрылась, и на пороге возникламолоденькая девушка. Судя по ее опухшим глазам и красному носу, горничнаянедавно горько рыдала.

– Татьяна Михайловна, – шмурыгнула она носом, – вас этиспрашивают, из милиции, и еще просят гостью к ним выйти.

– Хорошо, Тоня, – ответила Таня и строго велела: – Подитеумойтесь, приведите себя в порядок, ваш внешний вид омерзителен.

Антонина испарилась. Мы переместились в гостиную. Высокийчерноволосый парень, в хорошем костюме, при галстуке, был предельно вежлив икорректен. Записав мои паспортные данные, он пообещал Тане, что сделает всевозможное, чтобы сведения о случившемся не попали в средства массовойинформации. Затем откланялся и ушел.

– Поезжай домой, – велела Иванова, – собери детей, вещи идуйте к нам.

– Ладно, – протянула я, – только у нас пять собак, две кошки,попугай Коко, крыса Фима и жаба Эльвира.

– Подумаешь, – хмыкнула Таня, – здесь живут Муля, Соня иТопа.

– Кто это?

– Мопс, удав и варан, – пояснила хозяйка, – мы с Олегомобожаем животных, вези всех, только рады будем.

С тяжелым сердцем я уселась за руль и покатила в Ложкино.Пока что все складывалось отвратительно. Ну зачем соврала про взрыв? Придется,вернувшись назад, лгать дальше. Скажу, что дети уже улетели в Париж.

Потом мысли переключились на другую волну, и я невольновздрогнула. Господи, до чего тонка нить, на которой держится наша жизнь. Ещевчера вечером Ваня пил, гулял и веселился, а сегодня лежит в черном пластиковоммешке.

Уже при въезде в Ложкино поняла, что дома произошло что-тоэкстраординарное. Всегда плотно запертые ворота стоят нараспашку, и охранниковнет в будке. Чувствуя, как внизу живота мелко-мелко задергались мышцы, язавернула по аллее к дому и потеряла способность двигать ногами.

Уютный дом глядел на мир выбитыми стеклами. Крыша почти полностьюслетела, дверь выбита, и кое-где осыпался облицовочный кирпич.

– Муся, – заорала Маня, кидаясь ко мне со всех ног, – ну ижуть приключилась!

– Сыромятниковых подорвали? – с дрожью в голосе спросила я.

– Ты знаешь? – удивился Кеша, возникший между милицейскоймашиной и красным грузовиком пожарных.

Не в силах ответить, я приоткрыла рот.

– Какая-то сволочь, – захлебывалась Маня, – решила убитьНиколая Федоровича. Только, к счастью, ничего не вышло. И он, и Ира, и Кирюшкавыскочили, даже не оцарапались.

– Клауса тоже спасли, – невольно добавила я.

– Ага, – подтвердила Маня, – его Кирька выволок,представляешь, на нервной почве вниз головой схватил, хвостом вверх. А персдаже не пискнул!

– И где они теперь?

– У Злобиных в доме, – пояснил Кеша, – там и милиция штабустроила, и наших зверей пригрели, а близнецов с Серафимой Ивановной Зайка ваэропорт повезла.

– Зачем?

– Мать, – строго заявил Кеша, – мы теперь погорельцы убогие,дом придется ремонтировать, детям лучше в Киеве, у Марины.

Да, все верно. Ольгина мать приглядит за Анькой с Ванькой,пока будем реанимировать здание.

– А когда это произошло?

– Около трех утра, – пояснил Кеша и добавил: – иди кЗлобиным, там и Александр Михайлович приехал, и Андрей.

Но мои ноги по-прежнему не желали слушаться.

Нет, больше никогда не вру. Стоило мне выдумать про взрыв,как он произошел на самом деле.

– Сейчас соберем вещи и подумаем, куда деться, – сказалКеша, – в гостиницу с животными не пустят, надо срочно снять квартиру.

– Не надо, – пробормотала я, – поживем пока у Харитоновых,Таня приглашала.

– Вот здорово, – пришла в восторг Манюня, – всегда все к намв гости обваливаются, а теперь мы поедем! Далеко они живут? Туда школьныйавтобус может и не проехать!

Но брат быстро погасил наивную радость сестры:

– Не переживай, сам буду возить тебя в колледж, так что незабудь учебники и форму.

Поскучневшая Маня побрела собираться.

Через два часа мы въезжали во двор к Харитоновым. Впереди наджипе несся Кеша. Собаки подпрыгивали на заднем сиденье, бестолково тычасьмордами в стекла. Аркадий носится как ненормальный, честно говоря, побаиваюсь сним ездить. Воткнув педаль газа в пол до упора, сынуля высовывает в окно правыйлокоть и, подпевая магнитофону, на полной скорости входит в поворот. Дорога изцентра Москвы до Ложкино занимает у него от силы пятнадцать минут. Кешкауправляется с машиной, как с собственным телом, абсолютно спокойно и уверенно.Огромный, похожий на автобус джип слушается водителя беспрекословно – припарковке влезает в узкие щелочки, ловко скачет из ряда в ряд, лавируя междумашинами, заводится с пол-оборота и никогда не глохнет на светофоре.

Мой «Вольво» ведет себя иначе. Влезать задом на стоянку я неумею, ездить предпочитаю в крайнем правом ряду и, оказавшись за троллейбусом,вынуждена тормозить на остановках. Моя манера сидеть вплотную к баранке,вцепившись в нее судорожно двумя руками, – предмет для постоянных издевательствсо стороны сына и невестки. Даже Машка, ловко гоняющая на мотоцикле,прикусывает губу, наблюдая, как я, затаив дыхание, выворачиваю передние колеса,чтобы отъехать от магазина. И еще никак не могу отделаться от привычки тянутьна себя руль при торможении. Заметивший это Аркадий не утерпел и посоветовал:

– Говори «тпру», а то вдруг не остановится.