Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собственно говоря, кое-что я знала и так. Раисин отец долгиегоды служил председателем городского совета Скальска. Теперь подобная должностьназывается красивым иностранным словом «мэр». Городок расположен в Сибири, ачем дальше от Москвы, тем больше власти у местных начальников. ЛевКонстантинович Скоркин управлял хозяйством крепкой рукой, не забывая при этомпро собственное благополучие. Рая выросла в отличной квартире, в окружениинянек и гувернанток. Мама Раечки давно скончалась, Лев Константиновичвдовствовал. Естественно, никаких проблем с поступлением в престижныймосковский иняз у Скоркиной не оказалось. Вдали от строгого отцовского глазаона радостно загуляла – веселые компании сменяли одна другую, благо для этогобыли созданы все условия. Жила Скоркина не в общежитии, а на съемной квартире,папа присылал огромную по тем временам сумму – четыреста рублей в месяц. Такона и проплясала до четвертого курса, раздражая женщин-преподавательниц дорогойкосметикой и шубами, но в начале пятого года обучения все рухнуло.
Приехавшая из центра комиссия вскрыла в Скальске массуслужебных злоупотреблений. Шли застойные годы. Как правило, подобные фактызаминались, и проштрафившегося руководителя тихо отправляли на пенсию «посостоянию здоровья». Но на сей раз отчего-то решили устроить показательныйпроцесс.
Льва Константиновича арестовали. «Нет расхитителямсоциалистической собственности!» – кричали газеты. Бедный Скоркин в мгновениеока оказался в См! О. Расследование начало набирать обороты, но тут у бывшегомэра приключился инсульт, и он благополучно умер до суда.
Раечке все-таки повезло. Она не превратилась в дочьуголовника, отбывающего срок на зоне, и с чистой совестью могла в дальнейшемписать в анкетах: «Отец скончался». За неимением основного подозреваемого делоприкрыли и сдали в архив.
Из института ее не выгнали, скорей всего просто пожалели. Ноиз отдельной квартирки пришлось перебраться в общежитие и жить на копеечнуюстипендию. Сокурсницы, недолюбливавшие Раису за наряды и французские духи, тихозлорадствовали.
– Как же ты за Ваньку выскочила? – поинтересовалась я.
Рая вздохнула:
– Он давно на меня глаз положил, только я на него даже неглядела. Знаешь, какие ухажеры были?
Знаю, знаю. Сливки, «золотая» молодежь. Только после историисо Львом Константиновичем все разом испарились, а Ванька остался и предложилруку и сердце.
– Деваться-то некуда! – бесхитростно признавалась Раиса. –Ну не в Скальск же возвращаться? Вот и согласилась. Если бы не мамочка егопроклятая, одно имечко дорогого стоило – Гортензия Фелицатовна! – было бысносно. И ведь она меня раньше привечала и все приговаривала: «Давай, Раечка,выходи за Ванюшу, помогу, чем смогу, деньги есть».
И это была правда. Гортензия заведовала крупнейшимунивермагом, и Ванька перед экзаменами и зачетами появлялся в институтенагруженный коробками. Наши преподавательницы щеголяли в одинаковых сапогах«Аляска» и финских трикотажных костюмах. Впрочем, Клюкин не вредничал,частенько водил и нас через черный ход в магазин.
– А потом разом все переменилось, – продолжала Рая, – толькоВаня заикнулся о женитьбе, она как заорала: «Не нужны нам тут лимитчицы изСкальска!»
Естественно, дочь городского головы и дочь подследственного– две разные девушки. Но маменькин сынок Клюкин неожиданно проявил твердость иотнес заявление в загс.
Но лучше бы он этого не делал, потому что свекровь простостала сживать молодую невестку со света. Сначала не дала разрешение напостоянную прописку на своей жилплощади.
– Разведешься с шалавой через три месяца, а она квартируделить заставит, – бурчала Гортензия Фелицатовна, – голодранка, нищенка,лимитчица… Разве я такую жену Ванечке хотела?
Рая помалкивала, думая, что свекровь в конце концовсвыкнется и успокоится. Но через пару лет стало только хуже. У Гортензиинеожиданно нашли рак. Придя из больницы, Клюкина вытянула вперед руки итрагически произнесла, указывая на Раю:
– Ты виновата, вся онкология от нервов, убирайся из моегодома.
Рая беспомощно глянула на Ваню, а тот только переминался удвери, бормоча:
– Ну ладно, ладно, уж извини мать, больная ведь!
Умирала свекровь мучительно и отошла в мир иной спроклятиями на устах.
Рая решила, что несчастьям пришел конец. Куда там! Теперьначал выделывать фортели Иван. Каждый день в доме разгорался скандал.
– Чего же ты от него не ушла? – удивилась я.
– Куда? – воскликнула Рая. – На улицу?
– Ну почему, – сказала Таня, – квартиру бы разменяла.
– Ха, – выкрикнула Скоркина, – да он не давал мне разрешенияна постоянную прописку! Только год тому назад квартиру в равных доляхприватизировали, и то потому, что он испугался. Сказала ему: или со мнойжилплощадью делишься, или больше из запоя выводить не стану, подыхай вблевотине.
– Он пил? – тихо поинтересовалась Таня.
Рая кивнула и толкнула дверь в смежную комнату:
– Во, глядите.
Большая спальня была почти пуста. У окна валялся на полукомковатый ватный матрас, подушка без наволочки, драный плед. В воздухе вонялокислым.
– Любуйтесь, – тонким голосом произнесла Рая, – всеподчистую вынес. И книги, и посуду, и мебель. В других помещениях не лучше.Жрал ханку, как верблюд воду, и ведь не помирал никак! Во здоровье имел!Запоями страдал. Два месяца ни капли в рот не берет, потом бац, три неделиупивается.
– Где же он работал? – удивилась я.
– А нигде, – пояснила Рая, – сначала в Библиотекеиностранной литературы, потом в Нм м, следом в институте преподавал, потом вшколе… Отовсюду выгнали. Ну кому пьянь нужна? Ну уж потом совсем вниз покатился– дворник, грузчик, стеклопротирщик… Да и там не удержался. Вещи сталпродавать, у меня из сумки воровал.
– Сама где служишь? – прервала поток жалоб Таня.
– Сейчас нигде. На инвалидности, астма у меня, – пояснилаРая, – вторую группу имею.
В комнате повисло напряженное молчание. Мы сидим тут почтидва часа, а Скоркина даже ни разу не кашлянула. По-моему, с такой формой астмыследует искать службу. Очевидно, та же мысль пришла в голову и Тане, потому чтоИванова сказала:
– Неправда, будто сейчас нельзя найти работу. Да, министромне возьмут, но полы в супермаркете мыть – сколько угодно.