Страх его сделался ощутимее, но он изо всех сил старался неподдаваться ему. А я уже был не в состоянии справиться с голодом. Если я спущувожжи, если позволю страстям вырваться наружу, произойдет неизбежное, а вданную секунду моему сознанию только и нужна была эта неизбежность. Нет,все-таки этого нельзя было допустить – только не со Стирлингом Оливером! Я впалв полное смятение и, прежде чем понял, что делаю, подошел к нему.

Теперь я не только ощущал запах текущей по его жилам крови,но и видел ее. И тут Стирлинг совершил роковую оплошность: словно против волишагнул назад. Именно так обычно поступает любая встретившаяся на моем путижертва.

В ответ я придвинулся к нему еще теснее.

– Стирлинг, тебе не следовало сюда приходить. Тывломился без спросу.

Голос мой бесстрастно произносил бессмысленные слова, ведь вэту минуту я думал лишь о нестерпимом голоде.

"Этот человек сюда вторгся, вторгся, вторгся..."

– Ты не можешь причинить мне зло, Квинн. –Стирлинг говорил очень спокойно и рассудительно. – Ты не станешь этоделать. Нас слишком многое связывает. Я всегда тебя понимал. Я всегда понималГоблина. Неужели теперь ты готов предать наше прошлое?

– Это старый долг, – ответил я, перейдя на шепот.

Я знал, что стою сейчас на ярком свету от люстры и что онможет разглядеть, каким я стал сильным после изменения. Необычного изменения,очень необычного. Мне, охваченному истинным безумием, показалось, что страх вего душе перешел в панику и она лишь усилила аромат крови.

Интересно, слышат ли псы запах страха? Вампиры слышат его.Вампиры рассчитывают на него. Вампиры считают его изысканным. Вампиры не всилах перед ним устоять.

– Ты не прав, – сказал он тоже шепотом, словноодин мой взгляд лишил его последних сил. Так происходило практически со всемисмертными, и Стирлинг понимал, что бесполезно сопротивляться. – Непоступай так, мальчик мой, – едва слышно проговорил он.

Плохо сознавая, что делаю, я потянулся к Стирлингу, но, едвапальцы коснулись его плеча, меня словно ударило током.

"Раздави его. Раздроби ему кости, но сначала, что самоеважное, поглоти его душу вместе с кровью".

– Разве ты не понимаешь?..

Он умолк, и остальное я извлек из его сознания: Таламаска неостанется в стороне, и тогда пострадают все. Вампиры, Охотники за Кровью, ДетиТысячелетий покинули Новый Орлеан. Растворились во тьме. Наступило перемирие. Атеперь я намерен его нарушить!

– В Таламаске меня не знают, – сказал я, – аесли и знают, то не в этом качестве. То, каким я стал, известно только тебе,мой старый друг, и в этом-то весь ужас. Ты знаешь, во что я превратился,поэтому то, что сейчас произойдет, неминуемо.

Я склонился к нему и тронул губами его шею. Мой друг, мойсамый дорогой друг во всем мире... Так когда-то было. А теперь у нас с нимбудет другое единение. Вожделение старое и новое. Мальчишкой я любил его. Кровьпульсировала в его артерии. Моя левая рука скользнула под его правый локоть.Только не надо делать ему больно. Он все равно не сможет убежать. И даже непопытается.

– Больно не будет, Стирлинг, – прошептал я иосторожно пронзил зубами кожу.

Кровь медленно наполнила мой рот, а вместе с ней в менявлились его мечты, его жизнь.

"Безвинен!.." Слово обожгло, затмив собоюнаслаждение. Передо мной поплыли фигуры, я услышал голоса. Стирлингпроталкивался сквозь толпу, с мольбой обращаясь ко мне в этом видении,произнося одно только слово: "Безвинен". Я снова превратился вмальчишку из прошлого, а Стирлинг все повторял и повторял:"Безвинен". Но я не мог прервать начатого.

За меня это сделал кто-то другой.

Я почувствовал, как в плечо вцепилась железная рука иоторвала меня от Стирлинга, а тот зашатался, чуть не упал, потом тяжело рухнулбоком на стул возле письменного стола.

Меня отшвырнули к книжному шкафу. Я слизнул кровь с губы ипопытался справиться с головокружением. Мне показалось, что люстра закачалась икартины на стенах вспыхнули яркими красками.

Твердая рука легла мне на грудь, чтобы поддержать иотодвинуть назад.

И только тогда я осознал, что вижу перед собой Лестата.

Я быстро пришел в себя. Его взгляд был прикован ко мне, и уменя не было ни малейшего намерения отводить глаза. Тем не менее, я не смогудержаться и оглядел его с головы до ног. Он выглядел потрясающе – именно так,как себя и описывал. Я должен был его внимательно разглядеть, изучить каждуючерточку, пусть даже это будет последнее, что я увижу, прежде чем кану внебытие.

Его бледно-золотистая кожа чудесным образом оттенялафиалково-голубые глаза, светлая спутанная грива вьющихся волос достигала плеч.Очки с цветными стеклами, почти такого же фиолетового оттенка, как и глаза, онсдвинул на макушку и рассматривал меня, слегка хмуря светлые брови, –возможно, ждал, когда ко мне вернется самообладание. Впрочем, это всего лишьмои догадки.

Я сразу обратил внимание, что на нем тот самый черныйбархатный сюртук с пуговицами-камеями, который упомянут в той части Вампирскиххроник, что названа "Меррик": каждая маленькая камея, я мог бы суверенностью утверждать, была из сардоникса, а сам сюртук выглядел оченьпричудливо – приталенный и расклешенный книзу. Льняная рубашка с распахнутымворотом, простые серые брюки и непримечательные черные ботинки.

Что отпечаталось в моем сознании, так это его лицо: широкоеи напряженное, с огромными глазами, точеным чувственным ртом и несколькотяжеловатым подбородком, – в целом оно выглядело гораздо притягательнее,чем он сам считал.

Описывая свою внешность, он не отдавал ей должное, потомучто не подозревал об одной немаловажной детали: все его черты были прекрасны,но самое главное – озарены мощным внутренним огнем.

В его взгляде не было ненависти. И он уже не поддерживалменя рукой.

В душе я проклинал собственный рост, заставлявший Лестатасмотреть на меня снизу вверх. Возможно, только по одной этой причине он срадостью сотрет меня с лица земли.

– Письмо, – язык едва повиновался мне. –Письмо!

Я полез было в карман, теряясь в мыслях, но так и не смогдостать конверт. Меня трясло от страха.

Лестат сам сунул руку во внутренний карман моего пиджака и,сверкнув сияющими ногтями, вытянул конверт.

– Это мне, правда, Тарквиний Блэквуд? – спросил онс едва заметным французским акцентом и неожиданно улыбнулся.