— Оставайся с ним.

Хотя отец не пил вот уже десять лет, все же близко к сердцупринял продажу фермы, несмотря на то, что сам решил с ней расстаться, и поэтомуМэтт опасался оставлять его в одиночестве, пока сам поедет в старый дом собратьоставшиеся семейные реликвии.

— А сегодня вечером? Собираешься куда-нибудь? Мэтт вспомнило свидании с Элишей.

— Я возьму «ролле». Можешь отдыхать.

— Если я нужен…

— Черт возьми, я же сказал, возьму «ролле».

— Мэтт!

— Ну что тебе?

— Твоя жена — настоящая красотка! Персик! — снова хмыкнулДжо. — Жаль только, что так плохо действует на тебя.

Вместо ответа Мэтт грубо опустил перегородку, отделяющуюкресло водителя от пассажиров.

Мередит сидела перед камином, склонив голову на плечоПаркера, молча обнимавшего ее за плечи. От него, как всегда, исходилиспокойствие и утешение. Но сейчас Мередит с беспомощным гневом думала о такпечально окончившейся встрече с Мэттом. Почему он сначала был таким милым,подшучивал, когда она не сразу решила, что будет пить, внимательно слушал, какМередит рассказывала о работе…

Но звонок неизвестного изменил все. Мередит сообразила этотолько теперь, когда у нее было время все обдумать. Правда, кое-чего она непоняла и сейчас и поэтому чувствовала какую-то странную неловкость… потому чтовсе это не имело ни малейшего смысла. Еще до того, как ему сообщили, чемкончилось дело в комиссии по районированию, она каким-то инстинктом ощутила,что он затаил что-то вроде неприязни… нет, скорее презрения к ней. И, несмотряна то, что он сделал одиннадцать лет назад, все же не подумал оправдываться.Наоборот! Он вел себя так, словно она во всем виновата! Он требовал развода,она была оскорбленной стороной, но сегодня именно Мэтт назвал ее злобной,самодовольной сукой!

Раздраженно отмахнувшись от неприятных, назойливых мыслей,Мередит покачала головой. Какая мерзость! Она, кажется, пытается найти способоправдать его поступки! С того вечера, когда ее сразили эта безмернаяуверенность в себе, безграничная грубоватая сила и мужественно-красивое лицо,она старается сделать из него рыцаря в ослепительно сверкающих доспехах! Дажесейчас! И все потому что он по-прежнему обладает способностями производить нанее столь же гипнотизирующее воздействие, как и много лет назад.

Мерцающее красно-оранжевое полено скатилось с решетки,подняв фонтан искр, и Паркер взглянул на часы:

— Уже семь. Мне, пожалуй, пора.

Мередит, вздохнув, встала и проводила его до двери,благодарная за своевременный уход. Ее отец весь день провел в больнице, наобследовании, и решительно объявил, что собирается прийти и услышать полныйотчет о встрече дочери с Мэттом. Конечно, он снова рассердится, и хотя Мередитпривыкла к вспышкам его гнева, но по-прежнему смущалась, если Филип срывался сцепи в присутствии Паркера.

— Нужно во что бы то ни стало заставить его изменить решениеСаутвилльской комиссии, иначе у меня нет ни малейшего шанса уговорить Мэттасогласиться на быстрый развод.

— Тебе все удастся, — предсказал Паркер, снова обнимаяМередит. Он притянул ее к себе и коснулся губами губ в коротком ободряющемпоцелуе. — Прежде всего, у твоего отца вряд ли есть выбор. Он должен этопонять.

Закрывая дверь, Мередит услышала голоса в холле и поняла,что пришел отец. Глубоко вздохнув, она приготовилась к неизбежной стычке.

— Ну? — осведомился Филип, не здороваясь. — Что там сФаррелом?

Но Мередит, не отвечая, в свою очередь, поинтересовалась:

— Что сказал доктор насчет твоего сердца? И что показалообследование?

— Сказал, что оно по-прежнему у меня в груди, —саркастически ответил Филип, снимая пальто и бросая его на стул. Он ненавиделвсех врачей в целом и своего в особенности, поскольку доктора Шеффера нельзябыло ни запугать, ни унизить, ни подкупить, чтобы он дал Филипу то, что былотак необходимо: здоровое сердце и молодость. — Но все это чепуха, — отмахнулсяон, наливая себе стакан шерри. — Я хочу точно знать, что сказал Фаррел.

— Не смей пить это, — предупредила она, но тут же визумлении открыла рот при виде тонкой сигары, добытой отцом из внутреннегокармана пиджака. — Ты что, пытаешься убить себя? Немедленно брось сигару!

— Мередит, — ледяным тоном отрезал отец, — ты доставляешьмне куда больший стресс, не отвечая на вопросы, чем несчастный глоток шерри ипара затяжек! Я твой отец, а не ребенок и будь добра помнить об этом!

Глаза Мередит снова загорелись гневом. После такого ужасногодня еще этот снисходительный выговор! Но отец выглядел гораздо лучше, чем впоследнее время, а это означало, что результаты обследования оказалисьдостаточно обнадеживающими, ведь недаром он решил позволить себе шерри исигару.

— Прекрасно! — ответила она, радуясь, что отец чувствуетсебя лучше, поскольку неожиданно почувствовала себя не в силах солгать иприукрасить. Он хотел подробного, полного отчета, и она дословно рассказала обовсем. Но, как ни странно, отец не казался угнетенным и расстроенным.

— Это все? Все, что сказал Фаррел? Не говорил ничего, чтомогло бы показаться… — Он уставился на сигару в руке, словно пытаясь найтиподходящее слово. — ..показаться странным?

— Я уже объяснила все, что могла. Ну а теперь я хотела быполучить кое-какие ответы. — Пристально глядя отцу в глаза, она спокойнымголосом спросила:

— Почему ты не дал Мэтту вступить в «Гленмур»? Почемуустроил так, что комиссия по районированию ему отказала? Зачем после столькихлет тебе понадобилась эта безумная вендетта?

Несмотря на рассерженный тон, отцу явно было не по себе:

— Я старался удержать его подальше от клуба, чтобы тебепришлось с ним меньше видеться. А насчет комиссии… пусть он убирается из Чикагоко всем чертям и не попадается нам на глаза, куда бы мы ни отправились. Но этоуже не важно, что сделано, то сделано.

— Но теперь нужно это исправить, — без обиняков сообщилаМередит.

Филип не обратил внимания на слова дочери.

— Не желаю, чтобы ты с ним снова вела переговоры. Я позволилПаркеру убедить себя, что другого выхода нет. Он должен был пойти с тобой.Откровенно говоря, мне начинает казаться, что Паркер слабак, а я терпеть немогу слабаков.

Мередит захлебнулась смехом:

— Прежде всего, Паркер вовсе не слабак, просто слишком умен,чтобы не понять, как его присутствие усложнит ситуацию. Ну а во-вторых, пойми,будь он так же силен, как ты, ты наверняка его бы возненавидел.