Официант принес счет в кожаном футляре, и Мэтт, выдернув избумажника стодолларовую банкноту, бросил ее на стол и, не глядя на счет, встал.

— Пойдем отсюда, — рявкнул он, обошел вокруг стола и взялсяза спинку ее стула.

— Но мы еще ничего не успели обсудить, — отчаяннозапротестовала Мередит.

Мэтт, не обращая внимания на ее возражения, вцепился влокоть и почти потащил к двери.

— Договорим в машине.

Дождь продолжал хлестать с прежней силой, и швейцар в ливрееуслужливо держал зонтик над их головами, пока они не уселись в лимузин.

Мэтт велел Джо везти их к универмагу и впился глазами вМередит:

— Ну а теперь объясни, что ты хочешь? — мягко осведомилсяон.

По его тону Мередит поняла, что Мэтт не собираетсяупорствовать, и почувствовала смесь облегчения и стыда, стыда за то, чтопроизошло сегодня на комиссии по районированию и еще произойдет в «Гленмуре».Мысленно поклявшись каким-то образом заставить отца исправить причиненное Мэттузло, она спокойно ответила:

— Мне нужен быстрый, тайный развод, предпочтительно в другомштате или даже в другой стране, с тем, чтобы никто не узнал о том, что мывообще были женаты.

Мэтт кивнул, словно соглашаясь, но следующие слова больноранили ее.

— А если я не пожелаю, как сможешь отомстить мне? Откажешьсяподать руку еще на одном скучном светском сборище, а твой папаша не допуститменя ни в один чикагский загородный клуб? — холодно осведомился он.

Мэтт уже знает, что именно по настоянию отца егозабаллотировали в клубе!

— Мне очень неприятно, что он решился на это. Я не лгу.

— Поверь, мне на это наплевать! — рассмеялся он. — Я ведьпросил Эйвери не беспокоиться!

Но Мередит не слишком поверила ему. Всякий человек был быглубоко раздосадован и смущен отказом. Угрызения совести и стыд за мелочнуюзлобу отца заставили ее отвести глаза. Они почти помирились и беседовали какдобрые знакомые. Так хорошо было разговаривать с ним, словно уродливое прошлоебольше не существовало! Мередит не хотела вражды: в том, что случилось многолет назад, — не только его вина. Теперь у них обоих новая жизнь, каждый пошелсвоей дорогой. Она гордится своими достижениями, Мэтт имел полное правогордиться своими.

Рука Мэтта лежала на спинке сиденья, и Мередит обратилавнимание на элегантные плоские золотые часы, блестевшие на руке. Почему онаименно сейчас вспомнила про эти чудесные, сильные и умелые мужские руки?Когда-то они были шершавыми и мозолистыми, теперь же — тщательно ухоженными…

Она ощутила внезапный бессмысленный порыв взять его ладонь всвою и сказать:

— Прости, прости за все, что мы сделали, желая больнееранить друг друга. Прости, что мы оказались такими разными…

— Пытаешься разглядеть грязь у меня под ногтями?

— Нет! — почти вскрикнула Мередит, умоляюще глядя внепроницаемые серые глаза, и со спокойным достоинством призналась:

— Просто на миг захотелось, чтобы все кончилось по-другому,и мы… мы хотя бы смогли остаться друзьями.

— Друзьями? — с уничтожающей иронией переспросил он. — Впоследний раз дружеские отношения с тобой стоили мне имени, свободы и ещечертовски много всего.

«Это стоило тебе гораздо больше, чем представляешь, —обреченно подумала Мередит. — Того завода, что ты собирался выстроить вСаутвилле, но это я исправлю. Заставлю отца сделать все возможное и никогда невмешиваться больше в твои дела».

— Мэтт, выслушай меня! — попросила она, страстно желаясломать выросший между ними барьер. — Я готова забыть прошлое и…

— Как мило с твоей стороны! — издевательски бросил он.

Мередит застыла, едва сдерживаясь, чтобы не бросить ему влицо справедливый упрек. В конце концов именно она — пострадавшая сторона,брошенная жена. Но, взяв себя в руки, она упрямо продолжала:

— Я сказала, что готова забыть прошлое, и так оно и есть.Если согласиться на развод по обоюдному согласию, я сделаю все на свете и сумеюуладить твои дела в Чикаго…

— Каким же это образом вы сумеете добиться этого, принцесса?— с саркастическим удивлением спросил Мэтт.

— Не называй меня принцессой! Я вовсе не собираюсь оказыватьтебе снисхождение! Просто хочу поступить по справедливости!

Мэтт из-за полузакрытых ресниц продолжал изучать ее лицо.

— Прости за грубость, Мередит. Что ты собираешься сделатьдля меня?

Обрадованная очевидной сменой настроения, Мередит поспешноответила:

— Прежде всего постараться, чтобы с тобой не обращались какс прокаженным. Я знаю, именно отец сделал так, что тебя забаллотировали вклубе, но попытаюсь заставить его обратиться в совет…

— Забудем обо мне, — вкрадчиво предложил Мэтт, морщась ототвращения. Что за гнусное попрошайничество и лицемерие?! Как хорошо, что онане получит то, к чему так отчаянно стремится! Мэтт был очень рад этому. — Такты хочешь тайного развода, чтобы выйти замуж за своего банкира и получить постпрезидента, верно? Мередит кивнула.

— И этот пост так для тебя важен?

— Я ничего так не хотела в жизни, — горячо призналасьМередит. — Ты… ты согласен, верно? — спросила она, с тревогой глядя внепроницаемое лицо и с ужасом отмечая, что машина остановилась у входа вмагазин.

— Нет.

Он сказал это с такой вежливой категоричностью, что Мередитна мгновение потеряла способность понимать слова.

— Нет? — недоверчиво повторила она. — Но развод…

— Забудь об этом! — рявкнул он.

— Забыть? Но от этого для меня зависит все на свете.

— Сожалею.

— Тогда я разведусь без твоего согласия, — вскинулась она.

— Попробуй только, и я устрою такой скандал, что ты никогдане сможешь показаться на людях! И для начала подам на твоего ничтожного банкирав суд за раскол семьи.

— Раскол се…

Слишком ошеломленная, чтобы помнить об осторожности, Мередитразразилась горьким смехом.

— Да ты окончательно спятил?! Если сделаешь это, будешьвыглядеть настоящим ослом, брошенным, обманутым мужем.

— А тебя все станут считать изменницей, нарушившей супружескийдолг.

Безумная ярость взорвалась в Мередит.