— И?

— И теперь он принадлежит нам. Эндерсон кивнул, направился кдвери, остановился и, обернувшись, нерешительно сказал:

— Поскольку мне придется быть рядом с тобой в первых рядахво время битвы с «Бенкрофт», я бы хотел знать, с чего все началось.

Будь на месте Эндерсона любой другой служащий, Мэтт дал быему отповедь, которую тот не скоро бы забыл. Доверие было роскошью, которуюлюди положения и богатства Мэтта не могли себе позволить. Он, как и другие,поднявшиеся наверх, успел усвоить, что рискованно и даже опасно исповедоватьсякому бы то ни было — часто даже лучшие друзья использовали полученные сведенияк собственной выгоде, а иногда просто рассказывали о доверенных секретахнаправо и налево, желая доказать, что находятся на короткой ноге со знаменитымчеловеком. Из всех знакомых ему людей лишь четверым Мэтт доверял безоговорочно:сестре, отцу. Тому и Джо О'Хара. Том был с ним в прежние времена, когда Мэттуудавалось выжить лишь благодаря уму и отваге и построить империю, имея в своемраспоряжении чутье, дерзость и очень мало наличных денег. Он доверял Джо иТому, потому что те доказали свою преданность, и отчасти потому, что они вышлииз тех же неимущих слоев общества, что и он сам, и не имели за спиной элитарныхчастных школ и колледжей.

— Десять лет назад, — ответил наконец Мэтт, нерешительнопомолчав, — я сделал то, что не очень понравилось Бенкрофту.

— Иисусе, здорово ты, должно быть, ему насолил, если он досих пор не забыл о мести. И что же ты такого сотворил?

— Осмелился забыть о том, кто я и где рос, и вторгнуться вего неприкосновенный уютный мирок.

— Каким же это образом?

Мэтт последним глотком осушил стакан, чтобы смыть горечьювиски горечь слов и воспоминаний.

— Женился на его дочери.

— Женился на его… Мередит Бенкрофт? Его дочь?

— Да, именно та самая, — мрачно кивнул Мэтт. И пока Эндерсонв потрясенном молчании глазел на него, Мэтт добавил:

— Есть еще кое-что, о чем тебе так или иначе следует знать.Мередит сегодня сказала мне, что развод, который, как все считали, полученодиннадцать лет назад, недействителен. Адвокат, оказавшийся мошенником, так ине представил прошение в суд. Я велел Левинсону все проверить, но чувствую, чтоэто правда.

После нескольких минут ошеломленного молчания острый ум Томавновь начал функционировать.

— И теперь она требует целое состояние в возмещениеморального ущерба?

— Она желает развода, — поправил Мэтт, — и вместе с отцомхотела бы уничтожить меня, но, помимо этого, если верить ее словам, не проситни единого цента.

Том саркастически рассмеялся. Безусловная преданность другутребовала немедленных и решительных действий.

— Когда мы покончим с ними, они Бога будут молить о милостии каяться, что начали эту войну! — пообещал он, шагнув к двери.

После его ухода Мэтт подошел к окну и долго стоял, глядя нанебо, такое же серое и угрюмое, как и его настроение. Эндерсон, возможно, правотносительно исхода всей этой истории, но ощущение торжества уже таяло. Ончувствовал себя… опустошенным. Мэтт смотрел, как струи дождя хлещут потротуарам и мостовой, а в мозгу неустанно прокручивались прощальные словаМередит: «Ты подметок Паркера не достоин! Он… настоящий мужчина! Под этимдорогим костюмом ты по-прежнему все тот же — грязный работяга из грязного городкас грязным пьяницей отцом!»

Он пытался забыть обо всем, прогнать из памяти эти жестокиефразы, но они продолжали преследовать его, мучить, показывать, как он был глуп,как наивен и каким дураком всегда оказывался там, где дело касалось Мередит.Все эти годы, даже уверенный в том, что они разведены, Мэтт не мог выбросить ееиз сердца. Он доводил себя работой едва ли не до полусмерти, чтобы создать своюимперию, подстегиваемый все той же идиотской, полубессознательной мечтойкогда-нибудь вернуться победителем и потрясти Мередит всем, чего он достиг.

Губы Мэтта дернулись в горькой издевательской гримасе.Сегодня у него была возможность произвести на нее впечатление: он богат, носиткостюм, стоивший дороже грузовика, который у него был, когда они встретились,он повез ее в прекрасный дорогой ресторан в огромном лимузине и после всегоэтого оказался не кем иным, как «грязным работягой». Обычно Мэтт гордился своимпроисхождением, но слова Мередит заставили его ощутить себя каким-то мерзким,покрытым слизью чудовищем, выползшим со дна вонючего болота, чудовищем,сменившим чешую на человечью кожу.

Было уже почти семь вечера, когда Мэтт наконец покинулздание. Джо открыл дверцу автомобиля, и Мэтт скользнул внутрь. Он почему-тонеобычайно устал сегодня и сразу же прислонился больной головой к спинкесиденья, пытаясь не обращать внимания на все еще витавший в салоне легкий запахдухов Мередит. Он снова перебирал в памяти события сегодняшнего обеда. Какослепительно она улыбалась, когда говорила о магазине! Улыбалась ему с типичнобенкрофтским высокомерием, просила об одолжении — разводе без ссор, скандалов иогласки — и в то же время публично унизила его, отказавшись подать руку, ивтайне помогала отцу, задумавшему разорить бывшего зятя. Ну что ж, Мэтт былготов дать ей развод. Только не сейчас. Не сейчас. Лимузин неожиданно резкосвернул, и позади раздались истошные вопли клаксонов. Мэтт испуганно открылглаза и заметил, что Джо наблюдает за ним в зеркальце заднего обзора.

— Тебе никогда не приходило в голову, — резко спросил Мэтт,— хотя бы время от времени глядеть на дорогу? Конечно, приключений будет кудаменьше, но есть все шансы остаться в живых.

— Не выйдет. Я впадаю в транс, если глазею на дорогу слишкомдолго. Итак, — объявил он, переходя к предмету, который, по-видимому, не давалему покоя весь день после стычки Мэтта и Мередит, — это и есть твоя жена, Мэтт?

Мельком посмотрев на дорогу, он вновь обратил внимание наМэтта.

— То есть вы спорили о разводе, вот я и допер, что она,должно быть, твоя супружница, верно?

— Верно! — рявкнул Мэтт.

— Настоящая злючка! Огонь девка! — хмыкнул Джо, полностьюигнорируя сузившиеся глаза Мэтта. — И к тому же ты, кажется, не очень ей понраву пришелся, так ведь?

— Не очень.

— Кстати, что она имеет против работяг? Прощальные словаМередит вновь кинжалом вонзились в мозг Мэтта: «Все такой же грязный работяга…»

— Грязь, — невразумительно пояснил он. — Ей не нравитсягрязь.

Сообразив, что хозяин, по всей видимости, не желает делитьсяподробностями, Джо неохотно заговорил о другом:

— Я понадоблюсь тебе, когда на той неделе поедешь на ферму?Если нет, твой папаша и я собирались предаться двухдневной оргии и сражаться вшашки с утра до вечера.