— Почему?

— Когда она не трахается со своими мужчинами сама, толюбит смотреть, как они трахают друг друга. Вряд ли при её дворе бывает хотьодин момент бодрствования, когда кто-нибудь не занимается сексом с ней самой,или ради её развлечения, или ради развлечения её гостей.

Байрон сумел приподняться и глянул серыми глазами на другоговампира.

— Я не против мужчин, но, судя по твоим рассказам, мнебы тоже там не понравилось.

— Нет наслаждения без расплаты. Нет наслаждения безкакой-нибудь боли, и не такой боли, которая тебе нравится. Сперва она выясняет,чего ты желаешь больше всего на свете. Она постигает твоё тело, как не может ниодна любовница, а потом начинает лишать тебя своей любви. Заставляет тебяумолять о ней. Заставляет тебя привыкнуть к ней как к зелью — если может. Икогда она овладевает тобой, овладевает по-настоящему, то начинает уходить оттебя, и ты всю оставшуюся вечность любуешься раем, но глядишь из-за сияющихворот, и только отсветы неба доходят до тебя.

Я обнаружила, что снова могу двигать рукой. Потянулась черезкудри Байрона и тронула Реквиема за лицо.

— Так как оно вышло с Бёлль?

Тяжесть воспоминаний исчезла из его взгляда, но светнаслаждения не вернулся.

— Если бы Жан-Клод не предложил мне приют, когда нашпрежний мастер попал под казнь, я бы достался Бёлль Морт. Если бы это предложиллюбой другой мастер, кроме sourdre de sang, я не мог бы ей отказать. Ты себе непредставляешь, какой это редкий случай, что Жан-Клод смог набрать столько силы,что стал родоначальником собственной линии. Такого смогли добиться не большетрех вампиров за последние восемьсот лет. Это защитило всех нас, когда нашпрежний мастер спятил и пошёл против веления совета. Целый двор, где почти все— из линии Бёлль, и когда он рассыпался, она попыталась подобрать все куски.

Великобритания — единственная страна в мире, кроме США, гдевампиры существуют легально. У них есть права, и нельзя убить вампира только зато, что он вампир, — это считается преступлением. Но в Америке так ужепочти четыре года, а британцы в этом деле новички, и напоролись нашероховатости. Шероховатости, о которых журналисты и власти даже не моглиподозревать. Мастер Города в Лондоне был очень стар, он был одним из первыхмастеров, созданных Бёлль Морт, а было это очень, очень давно. А по-настоящемустарые вампиры, бывает, не слишком в восторге от новомодных идей — знаете, тамвсякое электричество, современная медицина, или тот факт, что им надопоявляться на публике очень по-современному, как рок-звезды. В Лондонекрасавцев-вампиров линии Бёлль было больше, чем из трех остальных групп вместевзятых, даже при дворе самой Бёлль их было меньше. Так что, когда вампиры сталилегальными, совет вампиров решил, что Мастер Города должен играть по правиламлюдских СМИ. Он сам себя называл Дракула, потому что когда настоящего Дракулуказнили, имя освободилось для первого желающего. Каждое имя может носить толькоодно лицо в одной стране, и только одно лицо в каждый момент времени можетиметь одно из наиболее известных имён. Дракула не был настоящим Дракулой, ножурналисты этого явно не понимали, и они с восторгом писали насчёт того, что уних Мастером Города — тот самый Дракула. Они от него хотели только, чтобы онполитически корректно был доступен для СМИ, как Жан-Клод и ещё много мастеров внашей стране, но новый Дракула это воспринял как-то неадекватно. То естьозверел и стал курочить людей.

Совету удалось спустить это дело на тормозах. Дракулу,конечно, убили снова, а потом члены совета доказали, что вампиры не менеевсякого прочего народа подвержены суевериям, и объявили имя «Дракула» мёртвым.Ни одному вампиру отныне не было дозволено брать это имя или сохранять его.Было уже два Дракулы, и оба нарушили закон совета, за что были казнены.Третьего не надо.

Жан-Клод предложил приют лондонским вампирам. Не всем, но многим.И все они происходили от Бёлль Морт. Где найдёшь лучших стриптизеров итанцоров, чем самые красивые и соблазнительные вампиры в мире? С этой логикойтрудно было спорить. Но лёжа сейчас здесь под тяжестью двух таких вампиров, яне могла не подумать, что все происходящее — следствие того, что их чертовскимного собралось в одном месте. Существует такая вещь, как вампирские феромоны?Вполне возможно.

— Сейчас уже все в порядке, — сказала я, —так что слезайте с аниматора. Все. Мне надо встать.

— Я не джентльмен, раз я сам этого не предложил, —сказал Реквием и поднялся на колени с грацией, которой от себя я ожидать немогла.

Байрон встал на четвереньки, свесив голову, как усталыйконь. Я посмотрела вдоль его тела — да, он был усталый, выжатый.

— Я ног ниже колен не чувствую, так что сейчас выше мнеуже не подняться. Прости, рыбонька.

Но все равно, когда он поднялся, я вдруг ощутила, что допояса снизу голая — то есть голая по моим критериям. Никогда я не чувствоваласебя одетой только в чулках и туфлях, и то, что выше пояса осталась кофточка ипистолет, роли не играло. Юбка задралась, обнажив все, что под ней, а это дляменя значит, что я голая. Да знаю, знаю — Средний Запад, маленький городишко.Но уж как есть, так есть. Мне бы чем-нибудь прикрыться.

Я попыталась одёрнуть юбку, но она сбилась подо мной.Реквием стоял, протягивая мне руку, но с другой стороны стоял Натэниел и тожепредлагал руку. На его лице было не до конца понятное мне выражение, и на этотраз я очень старалась не читать его мыслей. Хватит с меня сюрпризов на одинвечер. Но руку я взяла у него, а не у Реквиема.

Натэниелу пришлось взять меня за две руки, чтобы вытащитьиз-под Байрона. Когда он поставил меня на ноги, колени не держали, и емупришлось подхватить меня за талию. Я посмотрела на Реквиема, который ужезавернулся в свой чёрный плащ. Мне пришло в голову, что он мог обидеться, и ясказала:

— Реквием, ничего личного.

Он осклабился — редкое явление. Обычно Реквием улыбаетсякуда более сдержанно.

— Я не обижен, миледи.

И он распахнул плащ. Плащ был чёрный, а брюки под ним —серые. И на них спереди расплывалось пятно, будто он не успел добежать дотуалета, только пятно было несколько другого происхождения. Не само пятнопроизвело на меня впечатление, а то, что оно разлилось от паха почти до колен.

Я приподняла брови, ожидая, что он смутится, но нет.

— Отличная работа, миледи, отличная.

Тут я покраснела, а он засмеялся — глубоким довольнымсмехом, очень мужским. Байрон подхватил, и у него смех был не так глубок, носамцовости в нем было не меньше. Ему уже удалось подняться на колени, а нестоять на четвереньках.

Натэниел смеяться не стал. Он помогал мне одёрнуть юбку. Ичто-то в его лице, в его молчании дошло до вампиров.

Реквием отвесил низкий размашистый поклон, запахнув плащ каккрылья. Такой плащ — или этот самый — он использовал на сцене.