— Единственный способ подцепить что-нибудь от вампираили ликантропа — это когда он трахнет кого-нибудь, у кого что-то есть, а потомтебя. Хочешь рискнуть?

— Отпусти мне руки, любимая, и я надену все, что тыхочешь.

Я выпустила его руки, и он чуть пошевелился — ровно скольконадо было, чтобы разорвать пакет и надеть эту штуку. Потом он вернулся к тому,с чего мы начали — он прижимается ко мне, но не внутри у меня. Взяв меня рукамиза бедра, он приподнял меня, одновременно шевельнув тазом. И скользнул в меняодним плавным движением, от которого у меня запрокинулась голова, а он заорал:

— Да!!

Когда я снова взглянула на него, серые глаза обессмыслились,губы полуоткрылись. Я хотела накрыть их своими, снова на краткий миг ощутитьвкус его души. И тут я поняла, что с нами борется не ardeur, не только он. Что-тоещё, более тёмное, более злое. Я-то считала, что нет ничего хуже секса счужими, но ошиблась. Байрон не был моим другом, я не умею так быстро заводитьдрузей, но он не был плохим человеком. Мне он нравился со всеми его«рыбоньками» и «зайчиками». Мне понравилось, как он при первом знакомствесказал, что нет, он не тот Байрон, и что вообще лорд Байрон не был из наших,это просто слух, распущенный людьми, которым нужен был повод сжечь его у столбав одной из стран Старого Света. Хотя, если бы он знал, что великий поэт утонет,не дожив до тридцати, он бы ему такое предложил.

Байрон мне нравился. Смерти он не заслуживал. У меня вголове гудело злобное эхо; я подумала, что это Примо, потом поняла, что не он.У него не было такой силы, чтобы влезть из другой комнаты, тем более через моии Жан-Клода щиты. Я спросила себя: куда пойдёт сила, если я высосу её изБайрона? И бросила этот вопрос Жан-Клоду, открыв ему самые тёмные желания усебя в голове.

— Это не наш голод, — сказал он.

— А кто это?

— Она — Дракон, — сказал он у меня в головенапряжённым голосом.

— Она сотворила Примо, — сказала я, и только тутпоняла, что говорю не вслух.

— Она использует его как проводник собственной силы.

— Как нам это прекратить?

Байрон вдруг выдвинулся из меня и вбил себя снова, шевельнувтазом и ногами. Моя концентрация разлетелась к чёртовой матери, и я толькомогла смотреть на него.

— Мужчине хочется знать, что девушке с ним нескучно, — сказал он, но улыбка не сопровождала это шутливое замечание.

Жан-Клод эхом прозвучал у меня в голове:

— Так же, как и с Моровен. Пошлём ей что-то, чего ей непонять.

— Мне угадать? — спросила я, и снова не вслух.

— Секс или любовь, ma petite. Что ещё у нас есть?

Не знаю, что бы я на это ответила, потому что Байрон меняповалил, повалил удивительно быстрым движением, и из меня не вышел — чтотруднее, чем может показаться. Вдруг я оказалась на полу, таращась на него,держа руки у него на плечах, потому что за них как за ближайший предмет яухватилась, падая. Он осклабился на мой удивлённый вид и сказал:

— Ты слишком мало шевелишься, любимая. Дай я тебепокажу, как это делается.

От двух быстрых ударов внутрь у меня перехватило дыхание,потом он приподнялся, будто хотел заняться неправильными отжиманиями, неотрывая паха от земли. Улыбка у него исчезла, он нахмурился.

— У тебя кровь идёт, рыбонька.

Я и забыла про запястье. Проследив за его взглядом, яувидела, что оно кровоточит. И пятна крови на моей синей кофточке.

— Салфетку, пожалуйста.

Наверное, мы оба с Натэниелом не сразу поняли, к кому онобращается и зачем. Натэниел разодрал пакет и дал его Байрону. Очень неловкомне было лежать под чужим мужчиной, когда рядом с нами склонился Натэниел. Ещёболее неловко, чем когда Ричард видел меня и Дамиана. Почему-то хуже, будто мнеследует попросить прощения.

Наверное, я бы так и сделала, но Байрон прижал марлю к моейраненой руке, прижав руку к полу. Сразу возникла резкая боль, я ахнула, глядяему в лицо. Он прижал вторую мою руку, сам навалился сверху, и мне было ниохнуть, ни вздохнуть.

Я бы, наверное, пожаловалась, но Жан-Клод у меня в головеревел:

— Ma petite, мне срочно нужно есть. Ты слишком медлишьс Байроном.

— Ты уже большой вампир, кушай сам, — сказала я, иэто было вслух.

— Ты понимаешь, на что ты даёшь разрешение, ma petite?

— Сегодня — да. Помоги мне, Жан-Клод. Ешь, ради Бога,ешь!

Байрон остановился, наклоняясь надо мной:

— Что-то не так?

— Мы для него, очевидно, недостаточно быстро шевелимся.

Почти злобная ухмылка исказила лицо Байрона:

— Ну, это мы исправим, рыбонька, исправим.

И он исправил. Он выдвигался из меня длинными волнообразнымидвижениями тела и вбивал себя вновь. Как будто толчок начинался от плеч и шёл,танцуя, вдоль тела, пока не вбивался в меня. Оказавшись внутри, он делалдвижение бёдрами, от которого он будто вращался во мне. Волнообразныетанцевальные движения всем телом. Это не было быстро в смысле скорости, но былоочень быстро в других смыслах.

Я задышала часто, а тело моё сообразило, в какой моменттанца он вдвигается в меня, и поднялось ему навстречу. Все это стало походитьна танец, только мы оба лежали на полу, но когда он понял, что я хочудвигаться, он изменил положение нижней части тела, и только вдвигающаяся в менячасть удерживала меня, а остальное все могло подниматься и опускаться навстречуего телу.

Руки мои он продолжал прижимать к полу, а я все думала, чтодолжна что-то по этому поводу сказать, но все забывала, и наконец поняла, чтоничего говорить не хочу.

Прозвучал ещё один голос с британским акцентом:

— Жан-Клод сказал, что я здесь нужен, но похоже, тутуже очередь.

— Реквием, — сказала я его имя, только это иничего другого, но он подошёл. Он опустился на пол рядом с нами в плаще счёрным капюшоном, откинул его на спину, и открылись волосы, такие же чёрные ипрямые, как сам плащ. Глаза у него были глубокие, темно-синие, как вспугнутыевасильки на белой коже в раме чёрных волос. Усики и ван-дейковская бородка тогоже цвета воронова крыла, что и волосы и брови, обрамляющие синие глаза.Когда-то он говорил мне, что Бёлль хотела выкупить его у его мастера. Ей нуженбыл третий голубоглазый любовник. У Ашера — самые светлые синие глаза, уЖан-Клода — самые тёмные, у Реквиема — самые яркие. Его мастер отказался, и импришлось бежать из Франции.

Он опустился у моей головы, встал на колени, как тёмныйангел в плаще, который он не променял бы ни на какое современное пальто.

— Что ты пожелаешь от меня, моя леди?

Голос у меня звучал с придыханием, но ясно. Молодец я.