— А пулю вытаскивать будете все-таки вы, батенька, другомуникому не дамся, другой зарежет обязательно! С превеликим удовольствиемзарежет!

Вуду-Шамбальск, 2007

Соня молча сидела перед приборами. Ей казалось, что прошловсего несколько минут, на самом деле уже давно стемнело, был поздний вечер.

— Ну, мы поедем наконец? — спросил Дима.

— Да, сейчас.

Пальцы ее быстро забегали по клавиатуре. Дима терпеливо ждалеще полчаса. Наконец Соня принялась выключать приборы, убирать пробирки,плошки, стеклышки. Она двигалась медленно, вяло, не произнесла ни слова и навопрос Димы: «Тебе помочь?» — только помотала головой.

Он смиренно терпел ее молчание. Она обещала, что всеобъяснит, когда сможет, и просила не задавать вопросов.

Кабинет Орлик оказался заперт. В коридорах и на лестнице небыло ни души. Из под двери каптерки, где ждал Фазиль, сочился слабый свет. Димапостучал.

— Входи, открыто! — ответил веселый голос Фазиля.

Они очутились в маленькой комнате, удивительно уютной иобжитой. Диван, накрытый клетчатым пледом, обшарпанный старый буфет, круглыйстол, синий абажур настольной лампы — все это никак не вязалось с унылымиказенными корпусами, бескрайней степью, кафелем и цинком лаборатории.

За столом Фазиль и старик дворник пили чай из большихцветастых кружек.

— Добрый вечер, — сказал Дима.

Старик приветливо кивнул и улыбнулся. У него не было зубов.Розовые младенческие десны. Соня улыбнулась в ответ, но продолжала молчать.

— Наконец-то вы спустились, я думал, мы сегодня тут будемночевать, — сказал Фазиль. — Чаю хотите?

— Спасибо, лучше уж поедем скорее, — рассеянно ответил Дима.

Он не мог оторвать взгляд от лица старика. Сморщенное,маленькое, с непомерно большим широким лбом, оно было темным, как у мулата.Цвет глаз казался совершенно нереальным. Золотым. Если бы не глаза, Дассам былбы определенно похож на Агапкина. Детская хрупкость обоих стариков наводила намысль о чем-то ангельском или инопланетном. Но все-таки облик Федора Федоровичаказался более земным, привычным. Может, из-за вставной челюсти или потому, чтоглаза у него были совсем другие. Никогда они не светились. Дима даже не могвспомнить, какого они цвета, Агапкин щурился постоянно.

— Ну, ладно, тогда поехали, — Фазиль встал, потянулся схрустом, — авось к часу ночи доберемся до города.

Дима догадывался, что у Сони должно быть множество вопросовк этому таинственному дворнику, и ждал, когда она решится задать хотя бы один.Но она молчала, смотрела на старика, а тот смотрел на нее.

«Она просто не знает, с чего начать. Да, я ведь тоже мог быспросить, но не решаюсь, боюсь ляпнуть глупость. Скажите, уважаемый Дассам,сколько вам лет? Откуда и зачем у вас этот шрам на макушке? Почему онпульсирует? Что, у вас правда не закрылся младенческий родничок? Вы помнитерусского путешественника Никиту Короба? Вам известно происхождение хрустальногочерепа? Доктор Макс говорил о грядущей войне между мужчинами и женщинами.Может, он просто бредил? За что его убили? Для чего Хоту нужно, чтобы Соня исследовалаего кровь? И почему она так долго молчит?» — все это за долю секунды пронеслосьу Димы в голове.

И вдруг тихий старческий голос произнес:

— Она молчит потому, что ей нужно подумать.

Старик глядел на Диму со своей младенческой беззубой улыбкой,и глаза все так же странно светились. Он говорил по русски почти без акцента,четко и внятно, несмотря на отсутствие зубов.

— Что такое инициация? — неожиданно для себя выпалил Дима.

— Ритуал посвящения.

— Это я знаю.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Ладно, попробую сформулировать иначе. Какой именно ритуалдолжна пройти Соня?

— Она ничего не должна.

— Но они могут заставить.

— Они могут только пугать и лгать.

— В чем заключается опасность для Сони?

— В ней самой.

Что-то звякнуло, Дима оглянулся. Фазиль стоял у двери инетерпеливо подкидывал на ладони ключи от машины. Соня сидела на диване идремала, прислонившись головой к высокому валику. Старик Дассам задумчиво жевалразмоченный в чае сухарь, глаза его были прикрыты сморщенными коричневымивеками без ресниц.

— Ну, вы даете, ребята, — сказал Фазиль, — она хотя бы сидяуснула, а ты вообще спишь стоя, как конь.

— Я сплю? — Дима тряхнул головой.

— Ага. Кстати, учти, ты во сне разговариваешь. Ну, буди своюученую женщину, пора ехать.

Старик прожевал кусок сухаря и произнес что-то совершеннонепонятное. Фазиль ответил ему по шамбальски. Дима подошел к Соне, осторожнотронул ее плечо.

— А? Что, уже приехали? — спросила она сквозь долгий зевок.

— Еще не выезжали, — ответил Фазиль. — Дассам говорит, скороначнется буран. Нижний буран, очень неприятная вещь, поднимает снег с земли.

Соня встала, застегнула молнию куртки.

— Дассам, скажите, как чувствует себя Лейла? Как ее палец?

Старик улыбнулся и зашамкал что-то. Фазиль подошел к нему,склонился к самому уху, поговорил по шамбальски, потом повернулся к Соне.

— У Лейлы все хорошо, рана заживает. Дассам сказал… сейчас,я попробую перевести, чтобы вы поняли, в общем, это такая древняя шамбальскаяпоговорка. Кто облегчил физическую боль другому, тот сократил дни земной жизниХзэ. Кто облегчил душевную боль другому, тот сократил годы земной жизни Хзэ.Кто победил собственный страх, победил Хзэ. Слушайте, мы поедем или нет?

— Кто такой Хзэ? — спросила Соня.

— Это долгая история, я вам лучше по дороге расскажу, еслиинтересно.

Старик опять забормотал что-то, закивал головой.

— Он просит, чтобы я вам обязательно рассказал о Хзэ, —Фазиль подошел к старику, побеседовал с ним, потом повернулся к Соне: — Онговорит… Ну, в общем, именно вам нужно узнать про Хзэ.

— Спросите у него, почему именно мне?

Фазиль не успел перевести, а старик опять забормотал,произнес целый монолог, возбужденно, даже сердито. Фазиль слушал, поднималброви, кивал, пожимал плечами, задал пару вопросов, потом стал переводить.

— Соня, он говорит, что не может вам помогать, ну, в смыслеобъяснять, подсказывать. Вы должны справиться сами. Если честно, я вообще непонял, что он имеет в виду, я его спросил, он сказал, мне понимать не нужно.Мое дело — рассказать вам про Хзэ, вы, мол, сами разберетесь.