– Хорошо, – почти миролюбиво сказалДмитрий, открывая рюкзак Андрея и вытаскивая оттуда большой, плотныйполиэтиленовый мешок, в который был завернут батон. – Отпустим. – Сэтими словами он подкрутил края пакета, обошел рыжего, как бы примеряясь, скакой стороны сподручнее будет насунуть пакет. – На два вопроса ответишь –и отпустим.

– Да я ж… да мы ж… – как бы не владея собой,пробормотал староста, истово водя глазами то за руками Дмитрия, сжимающими краяпакета, то прилипая к его глазам. – Все, что пожелаете… Святой истинный…

– Вопрос первый. Кому принадлежит черный«Дюранго»? Где находится его хозяин? Вопрос второй: примерно неделю назад вэтом автомобиле была привезена девушка. Высокая, волосы очень светлые, глазасерые, одета в голубые джинсы, белую футболку и кроссовки. Зовут Лёля, ОльгаНечаева. Где она сейчас?

Рыжий ел глазами своего мучителя, ипросто-таки видно было, как крутятся колесики в его напряженном мозгу. Разспрашивают – значит, доподлинно не знают. Раз не знают – можно и приврать… Всяэта посконная хитрость запросто читалась на мохнатой физиономии.

Однако быстро он собрался! Заблажил было:

– Какая машина? Какой марки? Да я ничего такогои знать не знал, мы деревенские…

Услышав про деревенских, Дмитрий с чистойсовестью вздернул на него пакет и сосчитал до пятидесяти. На всякого мудрецадовольно простоты, к тому же его сегодня уже притомили эти деревенскиемудрецы-хитрецы.

Староста, позеленев, со всхлипом хватая ртомвоздух, жмурил глаза, пытаясь остановить слезы животного ужаса, вдруг хлынувшиепо щекам.

– Знаю, вспомнил. Черная машина, стеклачерные? Ну, это Асана машина. Есть тут у нас черный такой. Асан, кавказец. Хотянет, почему есть? Был. Умер вчера.

– Умер? А девушка? – подался впередДмитрий.

Староста смотрел боязливо, как бы раздумывая:сказать, не сказать?

– Не знаю… была тут одна, только вроде как нес Асаном, а с доктором. Она еще в мае померла. Юля звали.

– Юля? Юля Королева?

Неизвестно, почему вдруг выскочило из памятиэто имя. Но староста только беспомощно передернул накрепко примотанными к осинеплечами:

– Да кто ж ее знает, чья она была, та Юля?Пожила в усадьбе, а потом померла.

– Нет. Другая девушка! Светловолосая, в белойфутболке! – нервно повторил Дмитрий и был потрясен спокойствием, с какимна него уставились желтые слезящиеся глаза.

– Ну я же говорю. В точности такая и была таЮля. Правильно – Асан ее и привез в своем черном… этом… забыл, как называется.Схоронили девку, вот те крест!

Перекреститься он, конечно, не мог, но всемсвоим видом выражал горячее желание сделать это, чтобы подтвердить своюискренность. Желтые глаза смотрели так истово, так правдиво, что Дмитрий на миграстерялся. И в ту же минуту увидел оторопь на лице Андрея, ужас, исказившийчерты старосты. Обернулся – и его аж качнуло в сторону при виде одетого вкакую-то рванину, худого до прозрачности мальчишки, который стоял, прильнув кберезовому стволу. Лицо его по цвету почти не отличалось от белой коры. Первоевпечатление было такое, словно из дерева изошел дух бестелесный, чтобыпоглядеть за людьми! Только очень уж грязен он был, этот дух.

Тоненькими, как веточки, руками мальчикприжимал к себе серого козленка, который испуганно косил на людей.

– Бабушка… – пробормотал мальчик. – Вы невидели мою бабушку? Ее староста в болоте затопил…

И, плавно скользнув спиной по стволу,скорчился в траве. Козленок выскочил из его бессильно разжавшихся пальцев изабегал вокруг, мелко перебирая ножками и жалобно мекая.

Лёля увидела его, едва выскользнула сквозьзнакомый пролом в сером штакетнике. Невысокий мужичок стоял спиной к ней,расставив ноги и держа руки впереди, в столь недвусмысленной позе, что Лёлябрезгливо фыркнула: ну, деревня! Посреди улицы нужду справлять!

И тут же она поняла, как ей повезло. Непризадумайся прохожий над своими делишками, Лёля вылетела бы со двора бабы Дунипрямиком на него, и тогда еще неизвестно, что было бы. Может, он заорал бы:«Караул!» – кто его знает.

На цыпочках, не чуя ног, она прошмыгнула заспиной поглощенного своими заботами мужика и метнулась в ближайший проулок.

Где-то невдалеке раздавались голоса, мычаликоровы, блеяли овцы, хлопал кнут. Пастух гнал в деревню стадо. Поминкипоминками, а хозяйки спешили встретить свою животину.

Солнце клонилось к закату, тянуло за собойсизый, с золотистым отливом, шлейф ленивых туч. Воздух был напоен влагой, но,похоже, гроза не соберется и нынче ночью.

«И слава богу, – подумала Лёля. –Сколько я могу пройти за ночь? Сколько вообще километров в час проходитчеловек? Пять? Ладно, предположим. Если в час – пять кэмэ, а до Курмыша –шестьдесят, это значит двенадцать часов топать без передышки. Пусть ивосемьдесят. Даже исходя из самого худшего, за сутки как-никак добреду!»

От сердца отлегло, но тотчас Лёля напомниласебе, что, прежде чем добраться до Курмыша, предстоит еще выбраться из деревни.

Огороды, мимо которых она бежала, были пусты.Над летними кухоньками курились дымки. Никто не липнул к заборам, не провожалбеглянку изумленными взглядами, не поднимал тревогу.

«Может, обойдется?» – с надеждой подумалаЛёля, и тут ее словно толкнуло что-то. Обернулась – и увидела того самогомужичка, которого застала за нужным делом. Во всяком случае, она узнала этузастиранную клетчатую рубаху. И обладатель ее теперь поспешал за Лёлей!

Она споткнулась, ускорила шаги, но тотчасопять споткнулась. «Да мало ли, куда и зачем он идет, – попыталасьуспокоить себя, – в конце концов, должен же тут встретиться хоть одинпрохожий».

Этот оказался весьма общительным прохожим:заметив, что обнаружен, он замахал руками и что-то нечленораздельно завопил.

Лёля почти побежала, но посвист и покрик неотставали. К тому же из бокового проулка вывернулся еще один прохожий, за ним итретий… Почему они выбрали для прогулок эти разъезженные колеи, –совершенно непонятно.

«А вдруг спросят, кто я и что здесь делаю? Чтосказать? Ищу, мол… Юлю ищу! Олеся же говорила, что Юля живет в деревне. Вот я ипошла – передать ей привет от дочки Хозяина».