– Неправда, – сказал я. – Я видел одного маленькогомальчика… он играл в войну и топтал свои игрушки… я видел толпу, когда ИннаСноу издевалась над Тьеном…

– Маленькие мальчики всегда играют в войну и топчут игрушки.Толпа всегда издевается над тем, кто идет сквозь нее. Пройдет несколькомесяцев, и все жители Нового Кувейта станут нормальными. Но мальчики все равнобудут топтать игрушки. А толпа все равно станет кричать «убей!». Точно так жетолпа ведет себя на планетах Империи. Точно так же дети Империи играют в войнус Инеем.

Баба Ада встала. Подошла ко мне, и на этот раз я даже непопытался уклониться. Может быть, потому, что некуда было бежать. Может быть,потому, что очень устал.

– Мой маленький бедный братишка, – ласково сказала баба Ада.– Мой замороченный, запутавшийся малыш. Ты жил на чудовищной, жестокой планете…и в этом – вина твоего любимого Императора. Ты встречал вокруг лишь черствостьи жестокость… так что полюбил убийцу и террориста за несколько ласковых слов.Но теперь все изменится…

Она погладила меня по щеке. И я подумал – как-то оченьлениво и неловко, что мои настоящие бабушки даже не видели меня. Разве чтосходили с мамой и папой в «Детский мир» и посмотрели на компьютерныереконструкции. Тиккирей Фрост, мальчик. Модифицирован для планет с повышеннымрадиационным фоном. Предполагаемый облик при рождении, предполагаемый облик ввозрасте трех, пяти, десяти, пятнадцати лет… Умный, любознательный, немногоупрямый, немного самоуверенный.

И очень наивный.

Хотя нет, про недостатки стараются не писать. Точнее – пишуттак, будто они – достоинство. Так что вместо «наивный» написали бы«доверчивый».

А вместо «слабовольный, легко меняет друзей» написали бы«легко поддается переубеждению, очень общителен»…

– Умрите, Ада Снежинская, – сказал я.

И бич в моей руке смачно харкнул плазменным сгустком.

Старушка закричала, когда ее бросило от меня – сразвороченным плечом, нелепо болтающейся правой рукой. Кровь била несколькимитонкими струями – заряд был очень слабым, и плечо не сожгло, а разворотило,будто сильным ударом топором.

В следующий миг комната будто вывернулась наизнанку.

Вылетела дверь – и несколько фигур, похожих на размазанныесерые тени, скользнули в комнату. За стенами загремело – и в нескольких местахогненный пунктир стал очерчивать вырезаемые люки.

Бич словно взбесился. Я даже подумать ни о чем не успел –тело скрутило и швырнуло в угол, под сомнительную защиту стола. Как же так? Бичможет перехватывать управление моими мышцами?

Серые тени еще палили в пустоту, туда, где я только чтосидел, и каменная стена пузырилась под лучами тяжелых бластеров, будтопластилин под жарким солнцем. А бич уже стрелял по ним – короткими, экономнымиочередями, крошечными, ослепительно пылающими шариками, будто огненной дробью.Маскировочные комбинезоны отключились почти мгновенно, охранники Ады Снежинскойпопадали, то ли мертвые, то ли просто раненные. Я вскочил и, перепрыгнув черезкорчащиеся тела, бросился к двери.

– Не убивать! – послышался за спиной голос бабы Ады. – Неубивать!

В спину ударило – тугой холодной волной.

Это что, так умирают?

Ноги подкосились, руки обмякли, даже дышать стало трудно. Ноя продолжал бежать, бич дергал мое тело, вынуждал ноги переступать – под новымии новыми ударами парализаторов.

Я бежал, пока парализующие лучи не заморозили мои нервынастолько, что даже бич не в силах был заставить мышцы двигаться. Пол метнулсянавстречу лицу, я увидел перед глазами лужицу крови, текущей из разбитого носа,но боли не было. Чьи-то сильные руки вертели меня, обыскивали, стаскивалиодежду, несколько человек в силовой броне отдирали бич – будто и впрямь поймалиядовитую змею.

Издалека, словно через толстое одеяло донесся голос бабыАды:

– Мальчика – в лазарет! Отвечаете за него головой!

Но через несколько секунд, когда ее саму утащили в лазарет,меня все-таки стали пинать.

Хорошо, что мне совсем не было больно.

Лазарет я почти не запомнил. Кажется, это был не медпунктпри космопорте и не городская больница, а военный лазарет на космическомкорабле, стоявшем в порту. У них куда больше опыта по спасению парализованных –на учениях вместо настоящих бластеров всегда используют парализаторы, да и приабордаже в космосе, чтобы не повредить обшивку.

Первое смутное воспоминание – как покалывает все тело. Будтопрыгнул в холодную воду. Не больно, а скорее приятно.

Потом я смог открыть глаза. Увидел несколько человек вхалатах бледно-салатового цвета. В руку была воткнута капельница, а по телуводили каким-то гудящим прибором. Там, где им провели, кожа начиналачувствовать.

– Лежи смирно, – велели мне. Без грубости, но и без малейшейжалости.

Я закрыл глаза и стал лежать смирно.

У меня ничего не вышло. Я не смог убить Аду Снежинскую.Стась арестован или погиб. Иней будет и дальше воевать с Империей и, наверное,победит.

Может быть, так и надо?

Может быть, Ада Снежинская права и Федерация Инея будетлучше, чем старая Империя?

Я старался об этом не думать.

Потом мне велели подняться – я уже мог двигатьсясамостоятельно. Дали одежду – немного большую по размеру пижаму и тапочки.Повели какими-то коридорами. Потом в памяти будто вырезали кусок – может быть,меня допрашивали с наркотиками правды, а может быть, я просто отключился.

И новое воспоминание было неожиданным, похожим скорее насон, чем на правду. Маленькая комната с двухъярусными кроватями, Стась, Лион иНаташка. Меня уложили на кровать, я коснулся лицом подушки и сразу же заснул.

А проснулся от тихого разговора. Говорил Стась, своимобычным голосом:

– Реально – я не имел никаких шансов. Контрразведке былоинтересно наблюдать за происходящим, но они понимали, что выпускать нас вкосмос слишком рискованно. Честно говоря, я ставил только на то, что корабльготов к полету.

– А вручную поднять его было нельзя? – спросил Лион.

– Дело не в заблокированном компьютере. Как я понимаю,реактор был физически заглушен. Таким образом корабль сразу потерял ход,огневую мощь и возможность самоликвидации.

– Но ты же не знал этого заранее? – уточнил Лион.

– Нет, не знал. Иначе не стал бы захватывать рубку. Лишниежертвы не нужны никому.

– Зато дал им жару, – ободрил Стася Лион. – Будут знать, чтотакое фаг.