Стась засмеялся:

– Они это и так знают. Но всегда есть границы, за которымисопротивление становится глупым и ненужным. Посмотри лучше, как там Тиккирей. Унего изменился ритм дыхания.

– Я не сплю, – сказал я. И присел на койке.

Все-таки это была тюремная камера. Очень чистая, аккуратная,даже уютная. Но камера. С тремя двухъярусными кроватями, прикрепленным к полустолом и унитазом в углу, за низенькой загородкой.

И тут были все: Стась, по-прежнему с огромным животом, но илицо и руки уже были прежние, молодые; Лион, сидевший на койке рядом с ним;Сашка – кажется, он спал, лежа на верхних нарах, а еще – Наташа и… старикСемецкий! Они тихонько разговаривали о чем-то своем, Наташа только кивнула мнеи отвернулась, пряча заплаканные глаза, старик Семецкий ободряюще улыбнулся.Кресла у инвалида не было, ноги он кутал в тощее красное одеяло с инвентарнымномером на белой матерчатой бирке.

– Как самочувствие, Тиккирей? – спросил Стась.

– Ничего. – Я пошевелил руками. Тело двигалось нормально,будто меня и не превращали в деревяшку. – Я долго спал?

– Часа два. Похоже, ты получил изрядную порцию изпарализатора.

– Да. – Я посмотрел Стасю в глаза. – Я пытался убить АдуСнежинскую.

– Кто такая Ада Снежинская?

Может быть, он и впрямь не знал этого имени?

– Основа, – коротко ответил я. Стась сразу же кивнул:

– Основа Инны Сноу?

– Да. Стась, ты знал, что госпожа президент Сноу – лишь одиниз клонов?

– Мы это предполагали, – кивнул Стась. Я смотрел на него неотрываясь, и он неохотно продолжил: – Ну знал, знал. Один из пойманных намиклонов был младше Инны Сноу всего на пять лет. Сомнительно, чтобы пятилетняядевочка смогла клонировать себя.

– Ада Снежинская – основа Инны Сноу, – пояснил я. – И у неееще две тысячи клонов. Они правят вместе. У многих – общая память, но некоторыеот нее отказались.

Стась кивнул. Ничего нового я ему не открыл.

– Стась, ты знал, что я – тоже клон? – спросил я в лоб.

У Лиона отвисла челюсть. Наташка ойкнула и прижалась кпрадеду. Сашка заворочался, перегнулся с верхней койки и внимательно посмотрелна меня, потом засмеялся и снова лег. У него все лицо было помятое и в синяках,будто его избили, но не сейчас, а несколько дней назад. На девчонку маленькийфаг больше ни капельки не походил.

– Знал, – ответил Стась.

– С самого начала? – спросил я. Если он скажет «да», то этопоследний вопрос, который я ему задаю.

– Нет. Я узнал только на Авалоне. И то не сразу… меня самогодолго проверяли на предмет перевербовки. – Он помолчал, потом сказал: – Теперьпонятно, почему нас всех поместили вместе. Инна Сноу жаждет продолжения шоу…Спрашивай, Тиккирей. Я отвечу на все твои вопросы.

– Честно ответишь? – уточнил я.

– Да. Если не смогу дать честный ответ, то промолчу.

– Как так получилось, что я попал на Новый Кувейт ивстретился с тобой? Это работа фагов? Или разведки Инея?

– Насколько я понимаю – это случайность, – твердо ответил Стась.– Одна из случайностей, которые происходят при любой сложной операции. Мыдопросили экипаж «Клязьмы», а я летал на твою планету и проверялобстоятельства… смерти твоих родителей. Это случайность, Тиккирей. Инна Сноу незнала о тебе, судьбу части клонов им отследить не удалось. Ты попал на НовыйКувейт совершенно случайно. Твои родители и в самом деле пожертвовали собойради тебя. Экипаж «Клязьмы» на самом деле тебя пожалел и позволил остаться. Тыне прошел стандартный иммиграционный контроль на выходе из корабля, и агентыИнея узнали о тебе слишком поздно.

– Так если бы я вышел из корабля как положено…

– То тебя немедленно перехватил бы резидент Инея и со всемипочестями доставил в безопасное место. Не думаю, что ты согласился бы наподсадку чужой памяти. Но быть на стороне Инея тебя бы уговорили. Наверняка.

– Неправда! – возмущенно воскликнула Наташа. Но я знал, чтоСтась прав. Да разве стал бы я, едва выйдя из корабля, веселый, наивный ижизнерадостный, будто щенок, отказываться от чьей-то помощи? Разве необрадовался бы тому, что у меня – тысячи «братьев» и «сестер»?

Может быть, согласился бы и на чужую память.

– Зачем фаги отправили нас на Новый Кувейт? – спросил я.

– Чтобы наблюдать за реакцией контрразведки Инея. Чтобывыйти на основу.

– И ты мне ничего не сказал… – прошептал я.

Стась потер лоб. Как-то рассеянно посмотрел вверх – может,искал на потолке датчики наблюдения, а может – подходящие слова.

– Не знаю, поймешь ли ты меня, Тиккирей.

– А ты постарайся! – сказал я. – Я же понятливый.

– Знаешь, Тиккирей, любовь бывает разная. Кто-то, провожаяна войну сына, желает ему победы и чести. А кто-то – хватает за шиворот, прячетв подпол и готов на смерть пойти, лишь бы защитить от малейшей беды. Не мнесудить, кто из них прав. Да и не сын ты мне. И для войны еще не вырос. По всемувыходит, что я просто тебя использовал. Подставил. Но это не так. Я не мог идтипротив твоей судьбы.

– Какой судьбы? – требовательно спросил я.

– Если бы я знал! Но уж точно – не ходить в школу на Авалонеи играть в снежки с ребятами. Отправившись на Новый Кувейт, ты мог помочь ввеликой войне. Спасти тысячи и миллионы жизней. И ты это сделал.

– Сделал? Как? – Я рассмеялся. – Я даже основу не смогубить, хотя стрелял в нее в упор! Я ничего не сделал. Я и не мог ничегосделать, кроме как ходить в школу на Авалоне и играть в снежки! Вон, у тебяесть Сашка, замаскировали бы его под меня и отправили сюда! Это судьба фага –со злодеями воевать! А в мою жизнь зачем вмешиваетесь?

Я замолчал, потому что вдруг представил себе ответ: «Значит,тебя нужно было оставить на Новом Кувейте?»

Но Стась этого не сказал. Заговорил Сашка, все так жеваляясь на койке:

– Да ты зря стараешься, Стась. Ничего он не поймет. К томуже он прав – ему надо в школу ходить, в футбол играть, в речке купаться.

– А Лиона зачем сюда послали? – продолжал я, распаляясь отнеожиданной поддержки. – Его-то зачем подставили?

– Я сам хотел, – неожиданно сказал Лион. – Я хотел кродителям. Пусть они стали отморозками, но они мои родители.

– Наташа? – Я посмотрел на нее. – Ну скажи, я прав?

Она пожала плечами. Зато заговорил старик Семецкий:

– Тиккирей, скакового коня в борону не запрягают. Вотпредставь, что ты сейчас на Авалоне. Мы все – здесь. А ты – на Авалоне. Сидишьна уроке. Потом придешь домой, съешь пиццу и посмотришь кино. Тебе нравится?