Почему ортодоксальный раб Иеговы в состоянии быстро и легкопревратиться в материалиста, в «свободомыслящего?» Почему лессинг-ское слово«мусор просвещения»– что бы ни говорил Дюринг, этот антисемит на вполнесправедливом основании, как бы направлено на еврейство? Тут рабская психологиянесколько отодвинулась с тем, чтобы уступить место своей оборотной стороне –наглости. Это две взаимно сменяющие друг друга фазы одного и того же хотения водном и том же человеке. Высокомерие по отношению к вещам, неспособность видетьили только предчувствовать в них символы чего-то таинственного и болееглубокого, полнейшее отсутствие «verecundia» даже по отношению ко всевозможнымявлениям природы – все это ведет к еврейской, материалистической форме науки,которая, к сожалению, заняла в настоящее время господствующее положение,которая, кстати сказать, отличается непримиримым враждебным отношением ковсякой философии. Если согласиться с единственно возможным и единственноправильным толкованием сущности еврейства и видеть в ней определенную идею, ккоторой в большей или меньшей степени причастен каждый ариец, тогда замена «историиматериализма» заглавием «сущность еврейства» уже не Должна вызвать особеннорезких возражений. «Еврейство в музыке» было рассмотрено Вагнером: о еврействев науке мне придется еще сделать несколько замечаний.

Под еврейством в самом широком смысле следует понимать тонаправление, которое в науке прежде всего видит средство к определенной цели –изгнать все трансцендентальное. Ариец ощущает глубокую потребность все понять ивывести из чего-то другого, как некоторое обесценение мира, ибо он чувствует, чтосвоею ценностью наша жизнь обязана чему-то такому, что не поддаетсяисследованию. Еврей не испытывает страха перед тайнами, так как он их нигде нечувствует. Представить мир возможно более плоским и обыкновенным – вотцентральный пункт всех научных стремлений еврея. Но в своих научных исканиях,он не преследует той цели, чтобы ясным познанием закрепить и обеспечить завечно таинственным вечное право его. Нет, он хочет доказать убогую простоту инесложность всебытия, он сметает со своего пути все, что стесняет свободноедвижение его локтей даже в духовной сфере. Антифилософская (но не афилософская)наука есть в основе своей еврейская наука.

Евреи всегда были особенно предрасположены кмеханически-материалистическому миропониманию, именно потому, что их богопочитаниеничего общего с истинной религией не имеет. Они были самыми ярымипоследователями дарвинизма, этой смешной и забавной теории о происхождениичеловека от обезьяны. Они явились чуть ли не творцами и основателями тойэкономической точки зрения на историю человечества, которая совершенно отрицаетдух, как творческую силу развития человеческого рода. Усердные апологетыБюхнера, они теперь выступают наиболее вдохновленными защитниками Оствальда.

Тот факт, что химия в настоящее время находится преимущественнов руках евреев, как раньше в руках родственных им арабов, не случайность.Растворение в материи, потребность все растворить в ней предполагает отсутствиеумопостигаемого «я»– она есть черта чисто еврейская.

«О curas Chymicorum! о quantum in pulvere inane!» Этотгекзаметр принадлежит, правда, самому немецкому из всех исследователей всехвремен. Его имя Иоганн Кеплер.

Современное направление медицины, в которую устремляютсяевреи целыми массами, несомненно вызвано широким влиянием на нее духа еврейства.Во все времена, начиная с дикарей и кончая современным движением в сторонуестественных методов лечения движением, от которого евреи, что весьмазнаменательно, всегда держались в стороне, искусство лечения содержало в себенечто религиозное. Врач был священнослужителем. Исключительно химическоенаправление в медицине – это именно и есть еврейство. Но можно быть вполнеуверенным, что органическое никогда не удастся вывести из неорганического. Влучшем случае, последнее удается вывести из первого. Правда были Фехнер иПрейер, и в этом не может быть никакого сомнения, говоря, что мертвое возникаетиз живого, а не наоборот. Мы ежедневно наблюдаем в индивидуальной жизнипревращение органического в неорганическое (уже окостенение и кальцинация встарости, старческий артериосклероз и артероматоз подготовляют смерть), ноникому еще не удавалось видеть превращение мертвого в живое. Это и следовалобы, в смысле «биогенетического параллелизма» между онтогенией и филогенией,распространить на всю совокупность неорганической материи. Если теориясамозарождения должна была на всем пути своем, от Сваммердама до Пастера,уступать одну за другой занятые уже ею позиции, то следует ожидать, что ейпридется покинуть и последнее убежище, которое она нашла в монистической потребностистоль многих людей, если, конечно, потребность эту удастся удовлетворить другимпутем и более правильным образом. Быть может, уравнения для мертвою течениявещей окажутся когда-нибудь путем подстановки определенных величин временипредельными случаями уравнений для живого течения вещей, но мы не представляемсебе, чтобы создание живого с помощью мертвого было возможно. Стремлениесоздать гомункула было чуждо Фаусту. Гете не без основания предоставил этосделать Вагнеру – фамулусу. Химия и на самом деле имеет дело только сэкскрементами живого. Все мертвое есть не что иное, как экскрет жизни.Химическое мировоззрение ставит организм на одну доску с его отбросами ивыделениями. Да как еще иначе можно было бы объяснить себе веру человека в то,что более или менее усиленным употреблением сахара можно воздействовать на полрождающегося ребенка? Эта манера касаться нецеломудренной рукой тех вещей,которые ариец в глубине души ощущает, как промысел, пришло в естествознаниевместе с евреем. Время тех глубоко религиозных исследователей, для которых ихобъект казался всегда причастным к какому-то сверхчувственному достоинству, длякоторых существовали тайны, которых едва ли когда-нибудь покидало изумлениеперед тем, что они открыли и открытие чего они всегда ощущали, как милостьсвыше, время Коперника и Галилея, Кеплера и Эйлера, Ньютона и Линнея, Ламарка иФарадея, Конрада Шпренгеля и Кювье, это время безвозвратно миновало.Современные «свободомыслящие», как люди, совершенно свободные от всякой мысли,лишены веры в возможность имманентного открытия чего-то высшего в природе, какцелом. Именно поэтому они даже в своей специальной научной сфере не в состояниивполне заменить и подняться на ту высоту, которую занимали те люди.

Этот недостаток глубины объяснит нам, почему евреи не могутвыделить из своей среды истинно великих людей, почему им, как и женщинам,отказано в высшей гениальности. Самый выдающийся еврей последних девятнадцативеков, семитское происхождение которого не подлежит никакому сомнению и которыйобладает несравненно большим значением, чем лишенный почти всякого величия поэтГейне или оригинальный, но далеко не глубокий живописец Израэльс, – этофилософ Спиноза. Всеобще распространенная, неимоверная переоценка последнеговызвана не столько углублением в его произведения и тщательным изучением их,сколько тем случайным фактом, что он единственный мыслитель, которого Гейнеособенно усердно и внимательно читал.

Строго говоря, для самого Спинозы не существовало никакихпроблем. В этом смысле он проявил себя истинным евреем. В противном случае онне выбрал бы «математического метода», который расчитан на то, чтобыпредставить все простым и очевидным. Система Спинозы была великолепнойцитаделью, за которой он сам защищался» ибо никто в такой степени не избегал думатьо себе самом, как Спиноза. Вот почему эта система могла служить средствомуспокоения и умиротворения для человека, который дольше и мучительнее всехдругих людей думал о своей собственной сущности. Этот человек был Гете. О чембы только не думал истинно великий человек, он в конце концов думает только осебе самом. Как верно то, что Гегель сильно заблуждался, рассматриваялогическое противоположение, как некоторое реальное боевое сопротивление, такнесомненно для нас и то, что даже самая сухая логическая проблемапсихологически вызывает у более глубокого мыслителя внутренний, властныйконфликт. Система Спинозы в ее догматическом монизме и оптимизме, в еесовершенной гармонии, которую Гете так гигиенически ощущал, ни в коем случае неявляется философией мощного духа. Она скорее затворничество несчастливца,ищущего идиллию, к которой на деле он совершенно неспособен, как человекабсолютно лишенный юмора.