тебя отделяют лишь кожа, мышцы и сосуды.

– Бывает, правда, эта вечность достаётся на обед тварям вроде тех, что населяют Зелёный коридор, – посмеялся над рассуждениями Астры Репрев.

Искатели уже вернулись и, не дожидаясь приглашения, упали рядом с Астрой и Алатаром.

И Астра улыбнулся такой улыбкой, словно он один был прав, – и смейтесь надо мной, кто хочет: не пошатнёте моих убеждений.

– И как бы мне исцелиться… – задумался Алатар. – Ведь от этого недуга лекарства нет. Ты не путай с трусостью, Астра, я вовсе не труслив.

– Почему же его нет – оно есть, – ответил Астра. – Попроси его у вашего артифекса.

– У Белой матери-тигрицы?

– Да, она всё устроит, как надо. От тебя требуется лишь довериться её словам, как ты доверяешь моим.

– А у нас в Бенгардии говорят, что боли боятся те, кто умеет её причинять, – улыбнулся, закрыв глаза, Алатар. – Но твой совет мудр, Астра. Я воспользуюсь им.

– Опять разговоры об артифексе… – пробрюзжал Репрев. – Как можно верить в сказки об артифексе.

– Даже если бы артифекс каждый день ходил по домам, – сказал Астра, – и всех до одного утешал, и все бы, кто раньше не верил в него и злодействовал, вдруг в артифекса поверили, а вот злодействовать бы не перестали. Подумай, ты бы прекратил совершать зло, Репрев, если бы тебе явился артифекс? Какое самое страшное зло ты совершал, не хочешь мне в нём признаться?

– Зачем мне в чём-либо тебе признаваться, Астра? Ты кто такой? Сумасбродный мечтатель – вот ты кто! – насмешливо крикнул он и этим своим криком надорвал покров тигриной дремоты.

Алатар, поведя ухом, сердито пробормотал:

– Да как ты смеешь его так называть? Тогда мы все сумасбродные мечтатели, раз идём за малахитовой травой, а дороги не знаем. И вообще, самый разумный здесь я, потому что пытаюсь спать и до утра разговоров не веду.

– А ну-ка, тигр, спрячь когти – мы всего-навсего дружески беседуем с Астрой, – с дерзким оскалом проговорил Репрев. – Да, Астра?

Алатар только ударил хвостом по земле и опять засопел.

С минуту Астра с Репревом не проронили ни слова, только слушали размеренное, объёмистое сопение бенгардийца.

Астра поднял руку к ночному небу, и только лунный свет очерчивал белым сиянием шерсть, – он перебирал звёзды между пальцами, перекатывал их, жал, как давил днём облака.

– Что ты делаешь, Астра? – скривился Репрев. – Ты что, лунный удар получил?

– Я играю, – со спокойствием и пониманием ответил Астра, не останавливая своей игры. – Ловлю между пальцами звёзды, собираю созвездия. Горсточками, горсточками… – он говорил, показывая, как вылавливает звёзды горсточками. Со стороны, конечно, выглядело, будто юный кинокефал гладит ночное небо, отправляя его ко сну.

– Ну и как, выигрываешь? – посмеялся над ним Репрев, и из-под его губы показался белый кончик клыка. Но смех его был не злой, так снисходительно и простительно посмеиваются над каким-нибудь безвредным чудаком.

– В моей игре нет проигравших, – дыхнул смешком, и тоже, конечно, совсем не злым, Астра. – Её лишь можно усложнить: ловишь звезду или созвездие и называешь их. Но если вы решите посоревноваться со мной, то исход предрешён! – с напускной гордостью озвучил он. – Жизнь с огромной осторожностью посадила нам горизонтально головы на плечи. Посадила бы их вертикально, мы бы смотрели больше на звёзды, а не на камни под ногами, и тогда бы мы любовались камнями, как звёздами, – сказал Астра.

– И спотыкались бы об камни, – подтрунил сквозь сон Алатар.

Астра ответил с умной улыбкой:

– Твоя правда, Алатар. Но я всё чаще спотыкаюсь ночью об яркие звёзды на широком небесном пути, и это, скажу тебе, так же больно и неловко, как спотыкаться об камни.

– А можно мне с тобой поиграть, Астра? – спросил у него Умбра.

– Мы с зазнайками не играем, – с зефирной улыбкой толкнула его плечом Агния, и произнесла она это так метко, так своевременно и столь подогнано под командный дух, что каждый невольно улыбнулся. – Не будем уязвлять гордость Астры, оставим его в счастливом неведении, какой ты у меня смышлёный фамильяр, – сказала Агния, слегка ущипнула Умбру за нос, и дракончик рассмеялся. – Тем более уже поздно и пора спать.

– Агния, расскажи сказку, – дёрнул её за плечо Умбра.

– И какую ты хочешь сказку? – быстро сдалась она перед жалобно просящими глазками.

– Расскажи ту, про тигров! – просящие глазки радостно заблестели.

– Про тигров? Да ты её раз тысячу слышал, не меньше. И скажи мне, пожалуйста, зачем мне тебе рассказывать сказку про тигров, когда у тебя под боком свой – живой тигр?

Услышав, что о нём говорят, Алатар навострил ухо, дёрнул им, как дёргает крылом насекомое, например стрекоза, томно приоткрыл один глаз и расплылся в лукавой улыбке. Второй глаз он открыл, когда к нему обратилась непосредственно Агния:

– Ал, не желаешь про себя сказку рассказать?

Ал потянулся, сладко зевая, снова закрыл глаза и лениво пробормотал в полудрёме:

– Да нет, из меня плохой рассказчик, – «А как по мне, сказочник ты хороший», – проворчал Репрев, но Алатар решил его не слушать и продолжил: – И с самомнением у меня тоже всё очень плохо. Да и любопытно послушать о себе, так сказать, со стороны.

– А говоришь, плохо с самомнением, – устало прыснула Агния, лёжа на спине и сложив на груди руки. – Мне даже как-то неловко: вдруг где совру.

– Сказка – ложь, – нравоучительно буркнул Алатар.

– Что? – как-то тревожно отозвалась Агния, она повернула к нему голову, и её ладонь проскользила от груди к шее.

– Сказка – ложь, – вполголоса повторил он. – Поговорка есть такая. Ты начинай, не томи.

– Ну, хорошо, слушайте, кому интересно. У бенгардийских тигров существует артифекс сновидений – серый, как дым, тигр, который по своему усмотрению может менять размеры: он может вырастать в вышину, становясь как маяк, а может до того уменьшиться, что без труда пролезет в игольное ушко. Так артифекс сновидений пробирается в жилища ко всем живым существам, где бы они ни находились.

Бенгардийцы верят, что у артифекса сновидений на спине растёт бескрайнее поле сон-травы; на одной половине поля колосится чёрная, как головня, как сама ночь, сон-трава, а на другой – трава белая, как млечный маковый сок. И если тебе снится добрый сон, значит, артифекс сновидений положил тебе на лоб белую сон-траву, улёгся под боком и убаюкал своим мурчанием, которое слаще, чем материнская колыбельная. А утром ты помнишь только часть сновидения, потому что этот чудесный росток обладает свойством стирать память, смывать, как вода, всё скверное и лукавое.

А если же тебе снится дурной сон, знай: артифекс