О чем думает генерал, позволяя янки продвинуться навосемнадцать миль в глубь Джорджии? Горы — это природная, естественная крепость,вот и доктор Мид так говорил. Почему же старина Джо не задержал противника там?

Войска Джонстона оказали отчаянное сопротивление у Резаки иснова отразили атаку янки, но Шерман повторил свой фланкирующий маневр, обошелпротивника, взяв его в полукольцо, переправился через реку Оостанаула и создалугрозу железнодорожной линии в тылу у конфедератов. И снова серые мундирыспешно покинули свои красные глиняные окопы, чтобы отстоять железнодорожноеполотно, и, усталые, измотанные боями, переходами, недосыпанием и как всегдаголодные, совершили еще один быстрый бросок в глубь долины. Опередив янки, онивышли к маленькому селению Калхоун, в шести милях от Резаки, окопались и кприходу янки готовы были к обороне. Атака повторилась, завязалась жестокаясхватка, и нападение было отбито. Измученные конфедераты повалились на землю,побросав винтовки, моля бога о передышке, об отдыхе. Но отдыха для них не было.Шерман неумолимо, шаг за шагом приближался, обходя их с флангов, вынуждая сноваи снова отступать, дабы удерживать железнодорожные пути у себя за спиной.

Конфедераты спали на ходу, слишком измученные, чтобы очем-нибудь думать. Но когда их сознание в какой-то миг прояснялось, они верилив старину Джо. Они понимали, что отступают, но знали также, что ни разу не былипобиты. Просто их было слишком мало, чтобы одновременно и удерживать позиции, ипрепятствовать обходным маневрам Шермана. Они могли побить янки и били ихвсякий раз, когда те останавливались и вступали в схватку. Каков будет конецэтого отступления, они не знали. Но старина Джо знал, что делает, и этого имбыло довольно. Он искусно проводил отступление, ибо убитых с их стороны былонемного, а янки они поубивали и забрали в плен великое множество. Сами они непотеряли ни одного фургона и только четыре орудия. Не потеряли они ижелезнодорожных путей у себя в тылу. Шерману не удалось их захватить — непомогли ни фронтальные атаки, ни кавалерийские налеты, ни обходные маневры.

Железная дорога. Она по-прежнему была в их руках — эти узкиеполоски металла, убегавшие, виясь, по залитым солнцем полям вдаль, к Атланте.Люди устраивались на ночлег так, чтобы видеть поблескивавшие при свете звездрельсы. Люди падали, сраженные пулей, и последнее, что видел их угасающий взор,были сверкающие под беспощадным солнцем рельсы и струящееся над ними знойноемарево.

Войска отходили в глубь страны по долине, а впереди нихоткатывалась армия беженцев. Плантаторы и безземельные, богатые и бедные, белыеи черные, женщины и дети, старики и калеки, раненые и умирающие и даже женщинына сносях запрудили дороги к Атланте: они шли пешком, они ехали на поездах,верхом, в экипажах, на повозках, доверху загруженных сундуками и всякойдомашней утварью… На пять миль впереди отступающей армии катилась волнабеженцев, застревая в Резаке, в Калхоуне, Кингстоне — каждый раз в надеждеуслышать, что янки отброшены назад и путь домой свободен. Но не было для нихпути обратно по этой солнечной долине. Серые ряды солдат проходили мимопокинутых поместий, брошенных ферм, опустевших хижин с распахнутыми настежьдверями. Кое-где можно было увидеть одинокую фигуру женщины, не покинувшейродного гнезда, и возле нее кучку перепуганных рабов. Женщины выходили надорогу, чтобы приветствовать солдат, напоить жаждущих свежей водой, принесеннойв ведерке из колодца, перевязать раненых или похоронить мертвых на своемсемейном кладбище. Но чаще солнечная долина казалась совсем безлюдной изаброшенной — лишь палимые солнцем посевы одиноко стояли в полях.

Снова обойденный с флангов под Калхоуном, Джонстон отступилк Адаирсвиллу, где завязалась жаркая перестрелка, оттуда — к Кассвиллу и затемдальше на юг, к Картерсвиллу. Теперь уже неприятель продвинулся на пятьдесятпять миль от Далтона. Проделав еще пятнадцать миль по дороге отступлений ибоев, серые цепочки заняли твердый оборонительный рубеж под Ныо-Хоуп-Черч иокопались. Синие цепочки неотвратимо наползали, извиваясь как невиданные змеи,ожесточенно нападали, жалили, оттягивали свои поредевшие ряды назад и бросалисьв атаку снова и снова. Жестокие бои под Нью-Хоуп-Черч длились безостановочноодиннадцать суток, и все атаки противника были отбиты в кровавом бою. Послечего Джонстон, снова обойденный с флангов, отступил со своей обескровленнойармией еще на несколько миль.

Потери армии конфедератов при Ныо-Хоуп-Черч убитыми иранеными были огромны. Поезда с ранеными прибывали в Атланту один за другим, игород пришел в смятение. Такого количества пострадавших здесь не видели ниразу, даже после битвы при Чикамауге. Госпитали были переполнены, раненыележали прямо на полу в опустевших складах и на кипах хлопка — в хранилищах. Всегостиницы, все пансионы и все частные владения были забиты жертвами войны. Неизбег этой участи и дом тетушки Питтипэт, хотя она и пробовала протестовать,заявляя, что это верх неприличия! — держать в доме незнакомых мужчин,особенно когда Мелани в интересном положении и может выкинуть от страшногозрелища крови и ран. Но Мелани подтянула повыше верхний обруч своего кринолина,дабы скрыть выступающий живот, и раненые наводнили кирпичный дом. Один задругим потекли дни беспрерывной стряпни, стирки, скатывания бинтов, щипаниякорпии, перекладываний, приподниманий, обмахиваний веерами, вперемежку сжаркими бессонными ночами под аккомпанемент бессвязных выкриков раненых,мечущихся в бреду в соседней комнате. Когда задыхающийся город больше уженикого не мог вместить, поток раненых был направлен в госпитали Мейкона иОгасты.

Хлынувшая в Атланту волна раненых принесла с собой ворохразноречивых сообщений; приток беженцев рос, затопляя и без того забитый людьмигород, и охваченная волнением Атланта гудела. Маленькое облачко, появившееся нанебосклоне, стремительно росло, превращаясь в огромную зловещую грозовую тучу,и на город повеяло леденящим душу ветром.

Никто еще не утратил веры в непобедимость армии, но никто —никто из гражданского населения во всяком случае — не верил больше в генералаДжонстона. От Нью-Хоуп-Черч было всего тридцать пять миль до Атланты! За тринедели генерал Джон-стон позволил янки отбросить его войско на шестьдесят пятьмиль! Почему, вместо того чтобы остановить янки, он беспрерывно отступает? Онтупица и даже того хуже. Седобородые мужи из войск внутреннего охранения имилиции, благополучно пересидевшие все бои в Атланте, утверждали, что онипровели бы эту кампанию куда лучше, и в доказательство чертили на скатертяхкарты военных действий. Генерал Джонстон, вынужденный отступать все дальше идальше, когда его войско совсем поредело, в отчаянии воззвал к губернаторуБрауну, прося о подкреплении за счет именно этих гарнизонных служак, но течувствовали себя в полной безопасности. Ведь губернатор уже однажды не внялтакому же требованию со стороны Джефа Дэвиса. Чего ради станет он удовлетворятьпросьбу генерала Джонстона?

Бои и отступления! И снова бои, и снова отступления!Двадцать пять суток почти ежедневных боев и семьдесят пять миль отступленийвыдержала армия конфедератов. Теперь уже Нью-Хоуп-Черч остался позади,превратившись в еще одно воспоминание в ряду других таких же безумныхвоспоминаний, в которых, как в кровавом тумане, смешалось все: и жара, и пыль,и голод, и усталость.., и шлеп, шлеп сапогами по красным колеям дорог, и шлеп,шлеп по красной слякоти.., в бой, и отходи, и окапывайся, и снова в бой, иснова отходи, и снова окапывайся, и снова в бой… Нью-Хоуп-Черч был кошмаром ужеиз какой-то другой жизни, и таким же кошмаром был и Биг-Шэнти, где внезапноповернули и ударили по янки, налетели на них как черти. Но сколько бы они нибили янки, оставляя позади усеянные синими мундирами поля, вокруг снова былиянки, снова свежие и свежие пополнения, снова с северо-востока наползалозловещее синее полукольцо, прорываясь в тыл конфедератам, к железной дороге, кАтланте!