Моз, слуга Эшли, сообщал Мелани:

«Я искал его повсюду и не нашел. Прикажете возвращатьсядомой?» Никто не понимал, что значит эта телеграмма, — они смотрели другна друга расширенными от страха глазами, и всякая мысль об отъезде сразувылетела у Скарлетт из головы. Не закончив завтрака, они покатили в город —телеграфировать командиру полка, в котором служил Эшли, но на телеграфе их ужеждала телеграмма самого полковника:

«С прискорбием извещаю майор Уилкс не возвратившийся три дняназад с разведывательной операции числится пропавшим без вести. Будем держатьвас в известности».

Мрачным было их возвращение домой: тетушка Питти плакала исморкалась в носовой платок; Мелани сидела бледная, прямая, неподвижная;потрясенная Скарлетт забилась в угол коляски. Войдя в дом, Скарлетт,пошатываясь, поднялась по лестнице к себе в спальню, схватила четки и, упав наколени, попыталась обратиться с молитвой к богу. Но слова молитвы не шли ей наум. Душа ее была объята ужасом — страшная мысль сверлила мозг: господьотвернулся от нее за ее грех. Она полюбила женатого мужчину, она пыталасьувести его от жены, и господь отнял у него жизнь, чтобы покарать ее. Ейхотелось молиться, но она не решалась поднять глаза к небесам. Ей хотелосьплакать, но глаза ее были сухи. Слезы жгли ей грудь, душили ее, но не моглипролиться.

Отворилась дверь, и вошла Мелани. Ее бледное лицо в ореолетемных волос было как вырезанное из белой бумаги сердечко, в огромных глазахзастыл страх. Она походила на заблудившегося во мраке ребенка.

— Скарлетт, — сказала она, протягивая к нейруки. — Ты должна простить меня за мои вчерашние слова, ведь ты теперьвсе, что у меня осталось. О, Скарлетт, я чувствую, что моего бесценного нет вживых!

Кто знает, как это произошло, но Скарлетт уже держала Меланив объятиях, а та бурно рыдала, и детские груди ее трепетали. А потом обе онилежали на постели, тесно прильнув друг к другу в горе, и Скарлетт плакала тоже— плакала, уткнувшись в плечо Мелани, и лица их были влажны от смешавшихсяслез. Слезы истощали душу, но когда они не могли пролиться, было еще тяжелее.Эшли мертв, мертв, думала Скарлетт, и это я убила его, моя любовь томупричиной! Новый приступ рыданий сотряс ее тело, и Мелани, невольно находяутешение в ее слезах, еще крепче обхватила ее руками за шею.

— По крайней мере, — прошептала она, — покрайней мере у меня будет от него ребенок.

«А у меня, — подумала Скарлетт, под бременем своегогоря очистившись от таких мелких чувств, как ревность, — а у меня неосталось ничего. Только этот его взгляд, при прощании».

Первое сообщение гласило: «Пропал без вести,предположительно убит». Так значилось в списке потерь. Мелани отправилаполковнику Слоану дюжину телеграмм, и наконец от него пришло исполненноесочувствия письмо, в котором полковник сообщил, что Эшли ушел в разведку сосвоим кавалерийским отрядом и не вернулся. Поступали донесения о небольшихсхватках с противником на пограничной линии, и убитый горем Моз, рискуя жизнью,отправился на розыски тела Эшли, но найти его не мог. Мелани, неестественноспокойная теперь, перевела ему телеграфом деньги и велела возвратиться домой.

Когда в последующем списке потерь появились слова: «…пропалбез вести, предположительно находится в плену», в погруженном в скорбь домезатеплилась надежда, люди ожили. Мелани невозможно было увести из конторытелеграфа, и она ходила встречать каждый поезд в чаянии получить письмо.Беременность протекала тяжело, здоровье ее пошатнулось, но она не желала подчинятьсяпредписаниям доктора Мида и оставаться в постели. Лихорадочное беспокойство ивозбуждение владели ею, и она не знала ни минуты покоя. Далеко за полночь, лежав постели, Скарлетт слышала ее шаги в соседней комнате.

Однажды насмерть перепуганный дядюшка Питер привез Меланипод вечер домой из города: полумертвая, она сидела в коляске, и ее поддерживалРетт Батлер. Ей сделалось дурно на телеграфе, и случайно оказавшийся там Ретт,заметив какое-то волнение в кучке людей, увидел ее и отвез домой. Он отнес еена руках в спальню и положил в постель на подушки, а взволнованные домочадцысуетились вокруг с одеялами, горячими кирпичами и виски — Миссис Уилкс, —спросил Ретт напрямик, — вы ждете ребенка?

Услыхав такой вопрос, Мелани при других обстоятельствах сновалишилась бы чувств, но сейчас она была слишком больна, слишком слаба, слишкомубита горем. Даже в беседах с близкими приятельницами она стеснялась упоминатьо своей беременности, а посещения доктора Мида были для нее каторгой. Иказалось просто невообразимым, что она слышит этот вопрос из уст мужчины, а темболее Ретта Батлера. Но, распростертая на постели, ослабевшая и несчастная, онасмогла только кивнуть. А потом, когда она уже кивнула, все как-то пересталоказаться ей таким ужасным, потому что мистер Батлер был необычайно добр ивнимателен. В таком случае вы должны больше думать о себе. Все ваши терзания,хлопоты и беготня по городу никак делу не помогут, а ребенку могут повредить. Свашего позволения я использую свои связи в Вашингтоне, чтобы узнать о судьбемистера Уилкса. Если он в плену, его имя должно числиться в федералистскихсписках, если же нет.. Что ж, неизвестность ведь хуже всего. Но дайте мнеслово, миссис Уилкс, что будете беречь себя, иначе, клянусь богом, я и пальцемне пошевелю.

— Как вы добры! — пролепетала Мелани. — И кактолько могут люди так дурно отзываться о вас! — И, тут же поняв ужаснуюбестактность своих слов, подавленная к тому же чудовищным неприличием всегопроисходящего, она беззвучно расплакалась. И когда Скарлетт с горячим кирпичом,завернутым во фланелевую тряпицу, взлетела по лестнице, она увидела, что РеттБатлер тихонько поглаживает руку Мелани.

Слово свое он сдержал. На какие пришлось ему нажимать дляэтого пружины, узнать им было не дано. Спросить его они не решились из боязниуслышать признание в его слишком тесных контактах с янки. Прошел месяц, преждечем Ретт принес им эту весть — которая сначала заставила их воспарить до небесот радости, а затем надолго поселила гнетущую тревогу в их сердцах.

Эшли жив! Он был ранен, попал в плен и, по сведениям,находился в лагере для военнопленных в Рок-Айленде, в штате Иллинойс. Эшли жив!В первые мгновения радости они не могли думать ни о чем другом. Потом, когдарадостное волнение немного улеглось, они поглядели друг другу в глаза ипробормотали:

«Рок-Айленд!» И это прозвучало в их устах так, как если быони произнесли«В аду!» Ибо, в то время как от слова «Андерсонвилл» на северянвеяло серным смрадом, будто из преисподней, слова «Рок-Айленд» вселяли ужас всердца южан, если их близкие находились там в заключении Когда Линкольн несогласился на обмен военнопленными, рассчитывая приблизить конец войны,возложив на Конфедерацию бремя снабжения военнопленных янки и содержание их подстражей, в Андерсонвилле, в штате Джорджия, находились тысячи синих мундиров.Солдаты Конфедерации содержались на скудном рационе, а больные и раненыепрактически совсем были лишены медикаментов и перевязочного материала. Делитьсяс пленными конфедератам, в сущности, было нечем. Пленным отпускалось то же, чтополучали солдаты в походе, — жирную свинину и сушеные бобы, — и наэтом пайке янки мерли как мухи, иной раз до сотни человек в день. Разгневанныйпоступавшими об этом донесениями Север ответил ухудшением условий содержанияпленных конфедератов, причем в особо тяжелом положении оказались те, ктонаходился в Рок-Айленде. Скудная пища, одно одеяло на троих и свирепствовавшиев лагере болезни — пневмония, тиф и оспа — заслужили этому месту заключениянаименование «чумной лагерь». Лишь одной трети попавших туда военнопленныхсуждено было выйти на волю живыми.