В то утро тетушкой Питти было принято тягостное решение зарезатьэтого патриарха, пока он не отдал богу душу по причине преклонного возраста итоски по своему давно уже съеденному гарему. День за днем он чах в опустевшемкурятнике, слишком удрученный, чтобы кукарекать. Когда дядюшка Питер свернулему шею, деликатную душу тетушки Питтипэт внезапно одолели сомнения: допустимоли насладиться этой птицей в кругу семьи, в то время как многие из друзейнеделями не могут отведать куриного мяса, и она решила пригласить гостей.Мелани, которая была уже на пятом месяце и давно перестала принимать у себя ипоявляться в обществе, пришла от этой затеи в ужас. Но тетушка Питти на сей разпроявила твердость. Было бы крайне эгоистично самим съесть всего петуха, а еслиМелани подтянет верхний обруч кринолина повыше, никто ничего и не заметит, темболее что она такая плоскогрудая.

— Ах, тетя Питти, не хочу я принимать никаких гостей,когда Эшли…

— Так ведь это, если бы Эшли.., если бы его больше небыло, — дрожащим голосом произнесла тетя Питти, ибо в душе была убеждена,что Эшли мертв. — Но он, поверь мне, не больше мертв, чем мы с тобой, атебе полезно немножко побыть с людьми. И я приглашу еще Фэнни Элсинг. МиссисЭлсинг просила повлиять на нее, чтобы она перестала чураться общества.

— Нет, тетя Питти, мне кажется, это жестоко — принуждатьФэнни появляться на людях, когда бедняжка Даллас так недавно…

— Ну вот, Мелани, сейчас ты доведешь меня до слез, еслибудешь спорить. Насколько я понимаю, я твоя тетка и знаю что к чему. Я хочупозвать гостей.

Итак, тетя Питти настояла на своем, и в последнюю минуту кней прибыл гость, которого она не ждала и отнюдь не жаждала видеть. Когда запахжареного петуха распространился по дому, Ретт Батлер, только что возвратившийсяиз одной из своих таинственных поездок, появился в дверях с большой наряднойкоробкой конфет под мышкой и кучей двусмысленных комплиментов по адресу тетушкиПитти на устах, после чего уже нельзя было не пригласить его к столу, хотятетушке Питти было хорошо известно, какого мнения о нем доктор Мид и егосупруга и как Фэнни Элсинг настроена против всех мужчин, не надевших военнойформы. Ни чета Мидов, ни Фэнни не поздоровались бы с ним при встрече на улице,но в доме друзей они вынуждены будут соблюдать приличия. Притом кроткая Меланирешительнее, чем когда-либо, оказывала ему теперь покровительство. После тогокак благодаря его стараниям Мелани получила известие об Эшли, она публичнозаявила, что, пока она жива, двери ее дома всегда будут открыты для мистераБатлера, что бы люди про него ни говорили.

Опасения тетушки Питти немного ослабели, когда она увидела,что Ретт на этот раз расположен быть паинькой. Он с таким почтительнымсочувствием уделял внимание Фэнни, что она даже улыбнулась ему, и ужин прошелотлично. Это было королевское пиршество. Кэйри Эшберн принес немного чаю, которыйон обнаружил в кисете одного из пленных янки, отправляемых в Андерсонвилл, ивсем досталось по чашечке чаю, слегка отдававшего табаком. Все получили такжепо крошечному кусочку жесткого старого петуха с соответствующим количествомсоуса из кукурузной муки с луком, по мисочке гороха и по хорошей порции риса сподливкой, правда несколько водянистой из-за нехватки муки. На десерт был поданпирог со сладким картофелем, за которым последовала принесенная Реттом Батлеромкоробка конфет, и после того как за стаканом ежевичного вина он угостилджентльменов еще и гаванскими сигарами, все единодушно признали, что это былЛукуллов пир.

Когда джентльмены присоединились к дамам на веранде,разговор обратился к войне. Разговор всегда обращался теперь к войне; о чем быкто ни заговорил — о печальных ли событиях, о веселых ли — все начиналось свойны и сводилось к войне: военные увлечения, военные свадьбы, чья-то смерть наполе боя или в госпитале, лагерные происшествия, бои, походы, храбрость,трусость, горе, веселье, утраты и надежды. Всегда, всегда надежды. Твердые,неколебимые, несмотря на все понесенные, летом потери.

Когда капитан Эшберн сообщил, что он попросился на фронт иему разрешили отбыть из Атланты в армию под Далтоном, дамы готовы былирасцеловать его искалеченную руку и, пряча переполнявшую их гордость, наперебойпринялись утверждать, что он не должен уезжать — кто же тогда будет ухаживатьза ними?

Услышав подобное заявление из уст таких добродетельныхматрон, как миссис Мид и Мелани, и незамужних дам, как тетушка Питти и Фэнни,молодой капитан был сконфужен, но чрезвычайно доволен: ему хотелось верить, чтои Скарлетт такого же мнения.

— Да будет вам, не успеете вы оглянуться, как онворотится домой, — сказал доктор, обнимая Кэйри за плечи, — Еще однакороткая схватка, и янки покатятся обратно в Теннесси. А там уж за нихвозьмется генерал Форрест. Вас, дорогие дамы, близость янки отнюдь не должнатревожить: генерал Джонстон со своими солдатами стоит в горах как неприступныйбастион. Да, да, как неприступный бастион, — повторил он с особымсмаком. — Шерману там никогда не пройти. Ему нипочем не пробиться сквозьзаслон старины Джо.

Дамы одобрительно улыбались: любое высказывание доктора Мидавоспринималось как непреложная истина. В конце концов, мужчины разбираются втаких делах лучше женщин, и если доктор сказал, что генерал Джонстон —неприступный бастион, значит, так оно и есть. Тут Ретт Батлер заговорил. Послеужина он до этой минуты не промолвил ни слова, сидя в полумраке веранды и держана коленях спящего ребенка, прислонившегося головкой к его плечу, и только чутьзаметная усмешка трогала уголки его губ.

— Сдается мне, если, конечно, верить слухам, что враспоряжении Шермана сейчас, после того как он получил подкрепление, свыше статысяч солдат, так?

Ответ доктора на этот неожиданный вопрос прозвучал резко.Доктор чувствовал себя не в своей тарелке с первой же минуты, как толькообнаружил среди гостей этого человека, который был ему глубоко антипатичен, илишь уважение к мисс Питтипэт и сознание, что он находится под ее кровом,заставляли его не проявлять слишком открыто своих чувств. — Ну и что же,сэр? — буркнул он в ответ.

— А капитан Эшберн, по-моему, только что сообщил нам,что в распоряжении генерала Джонстона всего сорок тысяч солдат, считая и техдезертиров, которых убедили возвратиться под наши знамена после одержанной намипоследней победы.

— Сэр! — негодующе воскликнула миссис Мид. —В армии конфедератов нет дезертиров. — Прошу прощения, — с притворнымсмирением поправился Ретт. — Я имел в виду те несколько тысяч воинов,которые позабыли вернуться в свою часть из отпуска, а также тех, кто послешестимесячного залечивания ран продолжает оставаться дома, занимаясь своимиобычными делами или весенней пахотой.

Глаза его насмешливо блеснули, и миссис Мид оскорблениеподжала губы. А Скарлетт, заметив ее замешательство, едва не хихикнула: Реттпопал не в бровь, а в глаз. Сотни солдат скрывались в горах и на болотах,отказываясь повиноваться военной полиции, пытавшейся погнать их обратно нафронт. Они открыто заявляли, что эту «войну ведут богачи, а кровь проливаютбедняки» и они сыты войной по горло. Но гораздо больше было таких, которые неимели намерения совсем дезертировать из армии, хотя и числились в спискахдезертиров. К ним принадлежали те, кто на протяжении трех лет тщетно дожидалсяотпуска и все это время получал из дома полуграмотные каракули, извещавшие: