Я раздумывал, как мне теперь заявить о правах мистера НэшаПенфилда. Времени на деликатность не оставалось.

Ресторан оказался на удивление чудесным. Все дифирамбытетушки Куин не отражали в полной мере его великолепия. Мы возвышались над всемгородом, что само по себе было здорово, огромные окна с арочными сводамиоткрывали во все стороны вид на огни Нового Орлеана. Вдоль одной стенырасполагалась колоннада, где можно было прогуляться на свежем воздухе. Внутрипомещения в простенках между окнами висели дорогие картины в тяжелых красивыхрамах – образцы живописи разных веков.

Я тут же приметил полотна голландской школы.

"Господи, мы будем обедать в окружении сплошныхРембрандтов!" – воскликнул я, обращаясь к тетушке.

"Нет, дорогой, это все подделки, или репродукции, каклюбит говорить Роуан Мэйфейр. Их заказали специально для ресторана. Но небеспокойся. Совсем скоро ты побываешь в Амстердаме и собственными глазамиувидишь многие оригиналы".

"Какая потрясающая идея, – заметил я, –собрать все эти картины здесь для людей, которые не желают отправляться встранствия".

"Тихо, тихо, дорогой, – сказала тетушка. – Неволнуйся насчет странствий. А вот и Нэш. Сидит за столом. Иди за мной".

Прежде чем рассмотреть поджидавшего нас человека, я огляделресторан. За столиками, покрытыми белыми скатертями, сидела самая пестраяпублика: множество больных в инвалидных креслах ужинали со своимиродственниками, за некоторыми столиками я увидел нарядно одетых людей,собиравшихся, видимо, провести весь вечер в городе, а кроме того – врачей имедсестер. Все столики были круглые, но различного размера. Наш был накрыт начетверых, что сразу меня порадовало.

В общем, я понял, что это вполне демократическое заведение,в котором смело сочетаются истинная красота и изысканность, и сразу прониксясимпатией к женщине, все это придумавшей. В окна было хорошо видно залитоесолнцем небо, а еще – мигающие огоньки двух речных мостов, чудесно сиявшие всумерках. Я сразу влюбился в этот вид.

Но пришла пора познакомиться с Нэшем и представить егоГоблину.

Мужчина, помогавший тетушке Куин усесться за стол, оказалсядаже выше меня (в то время) – приблизительно дюйма на два. У него быливолнистые черные волосы с заметной сединой на висках, и одет он был в отличносшитый легкий льняной костюм в сине-белую полоску.

У него были светло-голубые глаза и довольно глубокие морщинына лице, придававшие ему несколько обрюзгший вид, хотя на самом деле егоотличала стройность. Он производил впечатление очень умного и чуткого человека,и его рукопожатие оказалось теплым.

"Вы Нэш, – приветствовал его я. – Спасибо,что помогли мне с компьютером".

Он заговорил таким низким бархатистым голосом, которомупозавидовал бы любой мужчина. Четкая дикция выдавала в нем профессионала, и этобыло очаровательно.

"Я очень рад познакомиться с вами, Квинн. Надополагать, Гоблин сейчас с вами?"

Мы оба начали с верной ноты. Я тут же представил ему Гоблинаи заметил, что мой приятель холодно уставился на учителя, пока тот изо всех силстарался соблюсти вежливость по отношению к чему-то для него невидимому.

Нас усадили за столик в центре открытой круглой площадки, икогда подошла официантка, я сообщил ей, что слева от меня сидит невидимаяперсона, которой следует подать то же самое, что и мне.

Официантка была поражена.

Тетушка Куин поспешила одобрить мой заказ, прежде чеммолодая женщина успела рассмеяться или отпустить какое-нибудь замечание. А Нэшсразу начал обсуждать тяжелые столовые приборы из чистого серебра.

Я заказал двойной мартини с водкой и оливками, и все нашливыбор очень удачным. Тетушка Куин тут же повторила заказ – для себя и дляГоблина, – а заодно попросила принести карту вин.

Нэш ограничился стаканом содовой воды, заметив, что давновыпил свою цистерну – даже раньше, чем можно было ожидать.

Взволнованная официантка поспешила уйти.

Затем Нэш заговорил о себе. Я выслушал неторопливый рассказо том, как он и тетушка Куин познакомились в Европе, когда Нэш сопровождалгруппу старшеклассников в турне по континенту. Видимо, это была его летняяработа во время отпуска, когда Клермонтская последипломная школа в Калифорниизакрылась на каникулы, но теперь он закончил читать лекции, как требовалосьперед защитой докторской, и ему оставалось лишь написать диссертацию.

А какая тема? Тщательное исследование с целью выяснить, былили когда-то тексты Диккенса отредактированы и как бы сейчас выглядели егопроизведения, если бы их подвергли правке по современным редакторскимстандартам, с параллельным анализом того, как они сокращались в Англии иАмерике.

Я сразу заинтересовался, меня привлекал этот человек, ссединой на висках и с низким звучным голосом, который я готов был слушатьчасами. Более того, мне захотелось слушать его и впредь. Он говорил сестественной увлеченностью и врожденной любезностью, что производилоочаровательное впечатление.

Но тетушка Куин очень скоро вмешалась, чтобы выразить своежелание: как только будет зачитано завещание Папашки, мы незамедлительноотправляемся в Европу. Разумеется, Нэш согласился, что у меня сейчас самыйподходящий возраст для большого турне, и я ему поверил, когда он сказал, что взрелости новые впечатления становятся менее яркими. Потом он повернулся и, стараясьнаправить взгляд куда-то слева от моего уха, поинтересовался мнением Гоблинаотносительно путешествия.

Я взял в свои руки правую руку Гоблина, казавшуюся тяжелой итеплой, но он вновь не пожелал смотреть в мою сторону и продолжал молчать. Явидел только его холодный профиль.

"Гоблин, что ты думаешь? Помнишь нашу поездку вНью-Йорк?" – вопрос соскочил у меня с языка, прежде чем я понял, чтосовершил ошибку: в Нью-Йорке Гоблин с каждым днем становился все слабее ислабее и в конце концов превратился в полупрозрачного призрака.

"Гоблин, мы не станем ничего делать во вредсебе, – сказал я. – Вот, взгляни на этот мартини. – Я поднялбокал и сделал из него глоток. – За тебя, Гоблин. Мы вместе. Сегоднявечером мы вернемся домой. С больницей покончено, а также со всяким и каждым,кто старался нас разлучить".

Разумеется, эту длинную речь выслушали и Нэш с тетушкой,которая тут же ухватила суть.

"Ну же, Гоблин, – заговорила она, – не верю,что тебе не хочется побывать в Европе. Нам всем там будет очень весело".

Я снова пытался добиться хоть какой-то реакции от него, нобезуспешно. Он не делал вид, как бывало раньше, что ест или пьет, он простосмотрел не мигая на Нэша, словно на врага.