– Мне нравится ваша дочь, Анна. Она удивительная.

Удивительная сука, запредельная сволочь, потрясающая дрянь,я все сделал правильно, даже Муки меня не осудил.

– Вы пишете новый роман?

– Да. Недавно начала.

– Леденящий душу детектив?

– Скорее – криминальный триллер. Я специализируюсь накриминальных триллерах.

– Маньяки и все такое?– проницательно замечаю я.

– Да. Маньяки и все такое. Людям нравится читать проманьяков. Инфернальное зло всегда притягивает. И знаете, я кое-что украла увас. Для своего нового романа.

– Имя?

– Нет. – Щеки Анны на секунду становятсяпунцовыми, как будто я уличил ее в чем-то непристойном. В написании любовногоромана, например. – Нет, не имя. Глаза.

– А что мои глаза?

– Они разного цвета. Самая симпатичная из всехчеловеческих аномалий. Самая приятная, – говорит Анна и тут жеспохватывается. – То есть, конечно, я не считаю это аномалией. Простите…

– Ничего. И кому же будут принадлежать мои глаза?

– Я еще не решила. Возможно, главному герою.

– Злодею или охотнику за злодеями?

– Не знаю, – честно признается Анна. – Иногдаэти две фигуры так близки друг другу, что и не различишь, кто где. А иногда онии вовсе совмещаются…

– Ваш муж – классический тому пример.

– Свен? – сочинительница crimi выглядитвзволнованной. – Почему Свен? Что вы имеете против Свена?

– Лично я – ничего. Но Лягушонок рассказывала мневсякие байки о том, какой злой полицейский ее папа. Гроза криминального мира.Костолом, не очень разборчивый в средствах.

– Да что вы! Ее фантазии можно смело делить на сто.

– Значит, папа – не полицейский комиссар? – Янесколько разочарован.

– Комиссар, – успокаивает меня Анна. – И безнего сочинять свои истории мне было бы несколько затруднительно, он оченьпомогает мне, очень. Но он совсем не злой. Он суров – это правда. Он бываетрезким – и это тоже правда. Специфика работы, знаете ли. Но он не злой.

– А Лягушонок утверждала, что он – настоящий монстр.

Враки!.. – снова смеется Анна. – Враки – еще однозамечательное русское слово! С вами я, пожалуй, вспомню язык. Свен – добрейшеесущество, он предан мне и дочери. Возможно, он покажется вам мрачным, но… Вэтом доме все вовсе не такие, какими кажутся.

– Все? – переспрашиваю я.

– Абсолютно.

– И Кирстен, богиня домашнего очага? Почему-то этачертова Кирстен волнует меня больше всего. Когда мы приехали – дом казалсяпустынным, и вот, пожалуйста, какая-то Кирстен. На правах богини она можетлегко перемещаться по комнатам, на правах горничной – легко открывать любуюдверь. И если ей взбредет в голову подняться наверх и толкнуть дверь комнатысоплячки, то…

Ничего не произойдет.

Ничего не произойдет, гы-гы, бу-га-га, нахх!.. Я обезопасилсебя, я закрыл дверь в комнату соплячки на ключ (он торчал в замочной скважинесо стороны комнаты), но нет ли у неведомой мне Кирстен дубликата? Успокаиваетлишь хаос в логове Лягушонка; судя по завалам из вещей, туда никто не суетсябез ее согласия. Ключ и сейчас лежит в кармане халата, не в том, в которомлежит пистолет, я не такой кретин! Итак:

ключ от комнаты Лягушонка – в левом кармане с якорем.

Пистолет – в правом кармане с якорем.

Не перепутать!..

– …Кирстен? Кирстен – уж точно не та, за кого себявыдает.

– Что вы говорите!

– Она строгая, и мы все ее немного побаиваемся.Особенно Свен.

– А Лягушонок?

В свете происшедшего отношения Кирстен и Лягушонка мнеособенно важны.

– Они ссорятся, но в конечном итоге всегда мирятся.Иногда я завидую Кирстен. Она знает такие слова, которых мне вовек неподобрать.

– Русские?

– Почему – русские? Она не в ладах с русским. Она родомиз Нигерии.

Скульптура божества, стоящая в нише, безусловно, нигерийская.И именно в нее переселится душа Кирстен, когда Кирстен умрет. Хотя зачемКирстен умирать, с чего бы?..

– Тогда какие слова?

– Не знаю. Гортанные. Тягучие. Европейцу сложно ихвоспроизвести, но они действуют на… Лягушонка самым магическим образом.

Враки, как совсем недавно выразилась сама Анна. Если быафриканская задница Кирстен действовала на соплячку магическим образом, то в еекомнате царил бы образцовый порядок.

– Здорово! Мне у вас нравится. И вы мне нравитесь,Анна.

– Вы тоже нравитесь мне, Дэн.

Анна вкладывает в эту фразу чуть больше чувства, чемследовало бы. Не стоит придавать этому значения, все дело в имени, котороеподобрала мне Лягушонок. Имя – вот что заставляет Анну быть немногонеадекватной и не замечать вполне очевидных вещей.

Пистолета в кармане, например.

Не именно пистолета, а того, что под вышитым якорем покоитсячто-то тяжелое. И проступает сквозь ткань.

– Значит, вам двадцать девять и вы пишете о кино.

– Да. Работаю в одном русском журнале. Он достаточнопопулярен.

– Мне бы хотелось почитать то, что вы пишете.

– Я не захватил ни одного номера.

– А… как называется журнал?

По моей спине пробегает холодок. До этого момента персонажпо имени Дэн был довольно абстрактным, глаза разного цвета можно считать лишькосвенной уликой, но стоит мне упомянуть название журнала…

– «Полный дзэн».

– Забавно. И вам нравится ваша работа?

– Я люблю кино.

– И я люблю кино. Очень люблю. У нас в доме есть дажепросмотровый зал. Совсем крошечный, но с настоящим кинопроектором. Я – большаяфанатка кино.

– Правда?

– Не без корысти, конечно. Не без дальнего умысла.Иногда в некоторых не самых известных фильмах случаются сюжетные повороты,которые просто грех не использовать. Видоизменив предварительно донеузнаваемости. Повороты, характеры, детали…

– Кажется, это называется плагиатом, – улыбаюсь я.

– Нет, нет! Я говорю о посыле, а не о точномкопировании! – с жаром принимается оправдываться Анна. – Важен уголзрения. Твой собственный, отличный от всех других.

– И я могу с ним ознакомиться?

– Мои книги не переведены на русский, увы…

– Это ничего. Я немного знаю английский. Да и Лягушоноквсегда сможет мне помочь. Сколько же вы их написали?