Он включил телевизор. На одном канале шла французскаямногосерийная чепуха, на другом играл американский джаз, на третьем бушевалсоветский хоккейный чемпионат… Ти-Ви-Миг он обнаружил на шестом канале.Пулеметная дробь комментатора сразу же прогнала из этого сумеречного дня сонноеспокойствие и отрешенность. Камерамены показывали из Евпатории сногсшибательноесобытие – слет «Волчьей Сотни», на котором ультраправая организация объявляла освоем присоединении к Союзу Общей Судьбы. Какой-то дряхлый полковник (вероятно,один из последних кавалеристов Шкуро) с восторгом рассказывал молодежи о своейтуристской поездке в Москву и об огромном впечатлении, которое произвел на неговоенный парад на Красной площади. Ни слова о коммунизме – Россия, мощь, границыимперии, флаг на всех широтах мира, XXI век – век русских! В президиуме собранияМарлен Михайлович вдруг увидел профессора Фофанова, одного из «одноклассников».Еще неделю назад его, либерала, «любителя краснопузых», в таком собранииразмазали бы по стене, теперь, за неделю до выборов, он был почетный гость и«волчесотенцы» ждали его слова.

Зазвонил телефон. Марлен Михайлович передернулся. Кто можетмне звонить? Кто знает, что я в «Литейном-Сплендид»? Оказалось, знают те, комуполагается знать. Звонил из Феодосии Вильям Иванович Коккинаки. Под такимименем пребывал на Острове полковник Сергеев. Вальяжный профессор-археологприбыл в Феодосию с личными научными целями из Калифорнии. Мягким картавымговорком археолог на правах старого друга и знатока Крыма приглашал МарленаМихайловича посетить его в Феодосии. В том случае, если вас одолеют дела или визитеры,дорогой мой, милости прошу – я снял дивный особнячок у моря, мы сможем, как встарые времена, поспорить о третьем слое кургана Тепсень или о происхождениидревних водоемов на склонах Легинера. Позвольте, какие визитеры, я никого нежду, возразил Марлен Михайлович, ни с кем не намерен… Да-да, конечно, я и самлюблю уединение, зачастил господин Коккинаки, сочувствую вам от всей души. Воттолько вчера избавился от одного нумизмата, некий Игнатьев-Игнатьев, личностьлюбопытная, но полный дилетант. Советую вам таких любителей адресовать к своему– ха-ха – шоферу или даже прямо ко мне. Нy, а уж если полезут какие-нибудьдревние египтяне, то тогда просто звоните мне, дорогой мой, вот – запишитетелефон.

Соображая некоторое время, что могла бы означать вся этаабракадабра, Марлен Михайлович некоторое время невидящими глазами смотрел наэкран Ти-Ви-Мига, пока до него вдруг не дошло, что на экране фигурируеточередное сногсшибательное событие. Пресс-конференция в Бахчисарае. Советник попечати ханского двора делает заявление журналистам. Его высочество исламскийруководитель татарского народа Крыма призывает своих подданных голосовать заСоюз Общей Судьбы и выражает уверенность, что в составе великого СоветскогоСоюза Крым сможет внести более солидную лепту в движение неприсоединения,укрепить антиимпериалистический фронт своих братьев по вере.

Вдруг снова зазвонил телефон. На этот раз портье.Любезнейшим тоном на чистом русском интересовался, не желает ли господинполучить ужин в номер.

На экране телевизора появился Андрей. Он выпрыгнул извертолета на базе ВВС в Каче. За ним по пятам следовала его новая женщина –Кристина Парслей, в кожаной куртке и джинсах, весьма привлекательная особа, нодо нашей Таньки ей далеко, дурак Андрей, во всем дурак. Их встречал Чернок исотни три восторженных молодых летчиков.

– Ужин? Да-да, пожалуйста. Что-нибудь полегче,что-нибудь простенькое. Да, и вот еще… вот еще что… будьте любезны… бутылкускоча, да-да… Что? Вот именно целую бутылку. «Black-White» вполне устроит…

Лучников поднялся на трибуну, поднял руки, призывая ктишине.

– Летчики! – сказал он. – Каравеллы испанцевотправлялись в Атлантику, не зная, что им принесет каждая следующая миля, шливо мрак и туман. Они обрели Америку, но ведь ее могло бы и не быть на месте,мрак и туман поглотил бы их. Таков удел человека – идти к новым берегам.Обретем ли мы Россию, нашу судьбу и мечту? Летчики, отправляясь в этот путь, яхочу вам сказать, что наш мрак и туман гораздо чернее и пространнее, чем тот,что лежал перед испанцами.

Вскочил какой-то чудесный юноша с лейтенантскими значками впетлицах, махнул пилоткой, прокричал:

– Мы летаем в любую погоду, Андрей!

Аудитория восторженно взревела. Полковник Чернок закурилсигариллос. Андрей грустновато улыбался. Миссис Парс-лей (кажется, есть такаятравка в бульон) демонстрировала одну лишь безграничную преданность своемувладыке.

Экая хитроумная бестия, вдруг с отчетливой злобой подумалКузенков о Лучникове. Агитация от обратного! Пугает людей «мраком и туманом», адостигает желаемого восторга, отваги. Что происходит с этими людьми? Вновь ивновь Солженицын увещевает их с телеэкранов – остановитесь, одумайтесь! Все егос благоговением слушают, а потом приходят к сногсшибательному выводу: тольковеликая земля могла взрастить столь могучую личность, только великий СоветскийСоюз! Может быть, на такой степени процветания у человека всегда возникаетэдакий вывих в сторону бессмысленных вдохновений? Как умудрился Лучников такглубоко проникнуть в психологию островитян? Может быть, и впрямь в КГБ егоэтому научили? Кузенков, однако, достоверно знал, что верхушка Комитета вовсене стремится к захвату Крыма: ведь пропадает такое чудное рабочее поле. Нет,просто Андрей сам один из островитян, один из «лучших».

Ти-Ви-Миг, по своему обыкновению, зафиксировал физиономиюЛучникова. Странное сочетание: хищноватая улыбка и грустный, если не тоскливыйвзгляд.

– Подонок! – Кузенков поднес кулак к физиономиибывшего друга. Подонок во всем: и родных своих забыл, и любимую выбросил, идаже такая мелочь – не удосужился за все эти месяцы старого друга найти. Всепоглотила садомазохистская идея, снобизм, доведенный до абсурда.

– Совершенно с вами согласен, Марлен Михайлович, –прозвучал поблизости несколько проржавленный голосишко.

Кузенков отскочил от телевизора. В номер въезжала колясочкас его «скромным ужином» – целый набор подносов и подносиков, прикрытыхсеребряными крышками, плюс бутылка виски. Колясочку толкал слуга, средних леткостлявый субъект с улыбочкой, обнажающей анемичные десны, седоватые крыльяволос падали на глаза.

– Вы нашли точное слово, – сказал слуга. –Андрей Лучников – нравственный подонок. Я его знаю с детских лет, мы вместеучились в Симферопольской Гимназии Имени Царя-Освободителя.

Кузенков молча смотрел на слугу и уже понимал, что это вовсене слуга, что он, может быть, зря отослал Лопатова, что его здесь ждали, чтонужно немедленно звонить г-ну Кокки-наки, если это уже не поздно.

Фальшивый слуга склонил голову и слегка подщелкнулкаблуками.