«Спустя несколько дней мы встретились, – подумалаона. – Я и Бонарт. Лицом к лицу. Я смотрела в его нечеловечески рыбьиглаза, думая только об одном – как он ту девушку избивал. И в мысли ему заглянула…На мгновение. И было это так, словно сунула голову в разрытую могилу…

Было это в Эквинокций.

А днем раньше, двадцать второго сентября, я сообразила, чтопромеж нас втерся невидимка».

Стефан Скеллен, имперский коронер, выслушал, не перебивая.Но Веда видела, как у него изменяется лицо.

– Повтори, Сельборн, – процедил он. –Повтори, ибо я ушам своим не верю.

– Осторожнее, господин коронер, – проворчалаона. – Прикидывайтесь злым… Так, словно бы я к вам с просьбой, а вы неразрешаете… Для видимости, значит. Я не ошибаюсь, я уверена. Уже два дня, какошивается при нас какой-то невидимка. Невидимый шпион.

Филин – у него этого не отнимешь – был умен, улавливал влет.

– Нет, Сельборн, не разрешаю! – сказал он громко,не сдержав актерского пафоса и в тоне, и в мимике. – Дисциплинаобязательна для всех. Никаких исключений. Я согласия не даю!

– Но хотя бы соблаговолите выслушать, господинкоронер. – У Веды не было таланта Филина, она не смогла скрыть неестественностив голосе, но в разыгрываемой сценке натянутость и обеспокоенность просительницыбыли оправданны. – Соблаговолите хотя бы выслушать…

– Говори, Сельборн. Только кратко и четко.

– Он шпионит за нами два дня, – пробурчала она,делая вид, что смиренно излагает свои соображения. – С самого Клармона.Едет за нами тайно, а на биваках приходит невидимый, крутится меж людей,слушает.

– Слушает, шпик чертов. – Скеллену не требовалосьпритворяться суровым и разгневанным, в его голосе прямо-таки вибрировалобешенство. – Как ты его обнаружила?

– Когда вы позавчера перед корчмой отдавали приказыгосподину Силифанту, кот, что на лавке спал, зашипел и уши прижал. Этопоказалось мне подозрительным, потому что никого в той стороне не было… А потомя что-то вычуяла, вроде бы мысль, чужую мысль, и волю. Обычно-то для меня такаячужая мысль, господин коронер, это как будто кто-то крикнул громко… Ну, началая чуять, крепко, вдвойне, и вычуяла его.

– Ты можешь его почуять всегда?

– Нет, не всегда. У него какая-то магическая защита. Ячую его только очень близко, да и то не всякий раз. Поэтому надо притворяться,потому как не известно, не кроется ли он аккурат поблизости.

– Только б не спугнуть, – процедил Филин. –Только б не спугнуть. Он мне нужен живым, Сельборн. Что предлагаешь?

– Заставить его ошибиться.

– Ошибиться?

– Тише, господин коронер.

– Но… а, не важно. Хорошо. Даю тебе полную свободу.

– Завтра сделайте так, чтобы мы остановились вкакой-нибудь деревушке. Остальное – мое дело. А теперь для видимости отругайтеменя как следует, и я уйду.

– Не могу я отругать, – улыбнулся он ей глазами ислегка подмигнул, немедленно сделав мину грозного начальника. – Я доволенвами, госпожа Сельборн.

«Он сказал – госпожа. Госпожа Сельборн. Как офицеру».

Скеллен снова подмигнул, одновременно махнул рукой.

– Нет! В просьбе отказываю! Кругом, марш!

– Слушаюсь, господин коронер.

Скеллен прекрасно сыграл свою роль.

На следующий день, ближе к вечеру, Скеллен объявил постой вдеревушке у реки Леты. Деревня была богатая. Обнесена частоколом, въезжали внее через изящные вращающиеся ворота из свежих сосновых бревен. Называласьдеревня Говорог, а название это пошло от маленькой часовенки, в которой стояласплетенная из соломы куколка, изображающая единорога.

«Помню, – вспоминала Веда, – как мы хохотали надэтим соломенным божком, а солтыс с важной миной объяснял, чтопокровительствующий селу священный говорог многие годы назад был золотым, потомстал серебряным, был медным, было несколько костяных вариантов и несколько изблагородной древесины. Но их постоянно крали. Приезжали издалека, специально,чтобы своровать. Так что гораздо спокойнее, если говорог сделан из соломы.

Ну, расположились мы в селе лагерем. Скеллен, как былоусловлено, занял чистую светелку.

Спустя неполный час поймали мы невидимого шпика.Классически».

– Прошу подойти, – громко потребовал Филин. –Прошу подойти и глянуть на этот документ… Минутку? Что, все уже на месте? Чтобыне пришлось разъяснять дважды.

Оль Харшейм, который только что выпил из подойника немногоразведенной кислым молоком сметаны, облизнул губы и испачканные сметаной усы,отставил сосуд, осмотрелся, подсчитал. Дакре Силифант. Нератин Цека. ТильЭхрад. Жоанна Сельборн…

– Нет Дуффицея.

– Позвать.

– Крель! Дуффи Крель! К командиру на совещание! Заважными приказами. Бегом!

Дуффицей Крель, задыхаясь, вбежал в комнату.

– Все на месте, господин коронер, – доложил ОльХаршейм.

– Не закрывайте окна. Чесноком тут несет, подохнутьможно. Двери тоже отворите, устройте сквозняк.

Бригден и Крель быстро отворили окна и дверь, Веда же вкоторый раз удостоверилась, что из Филина получился бы шикарный актер.

– Прошу подойти, господа. Я получил от императора вотэтот документ. Секретный и чрезвычайно важный. Прошу внимания…

– Давай! – взвизгнула Веда, одновременно высылаясильный направленный импульс, который по своему воздействию на органы чувствбыл равносилен близкому удару молнии.

Оль Харшейм и Дакре Силифант схватили подойники иодновременно плеснули разведенной сметаной в указанном Ведой направлении. ТильЭхрад размахнулся спрятанным под столом ковшом муки. На полу комнатыматериализовалась сметанно-мучная фигура, вначале бесформенная. Но Берт Бригденне зевал. Безошибочно оценив, где может быть голова еще не испеченного, но ужевывалянного в муке «жаворонка», он изо всей силы саданул по этому местужелезной сковородой.

Потом все скопом накинулись на облепленного сметаной и мукойшпика, содрали с него шапку-невидимку, схватили за руки и ноги. Перевернув столкрышкой вниз, привязали конечности пойманного к ножкам стола. Стащили с негосапоги и онучи, одну из онучей засунули в распахнутый в крике рот.