Горм дал ей денег на такси, и они встали вочередь ждать машину. Он обнял ее. Она прижалась к нему и тоже обняла его.

— Напиши мне, если захочешь переехать наСевер. Ладно? — сказал он.

— Я подумаю об этом, — пообещала она.

Горм купил газету и сел в уличном кафе. Вразделе «Культура» он встретился глазами с Руфью. Она улыбалась, длинные волосыбыли распущены. Через какое-то время он заставил себя прочитать то, что былонаписано под заголовком: «Норвежская художница обратила на себя внимание вНью-Йорке и в Берлине».

Дрожащими руками он развернул газету и началчитать: «Руфь Нессет мало известна среди норвежских ценителей искусства, но впоследнее время она добилась значительной известности в Германии и США. Онажила и работала в Берлине, но посещала также Париж и Нью-Йорк. В последнююсреду покупатель, пожелавший остаться неизвестным, заплатил 250 тысяч крон заее картину, выставленную в «Галерее АГ» в Нью-Йорке».

В газете была приведена фотография картины, накоторой перевернутая вниз головой фигура была за одну ногу подвешена нафлагштоке. Знамена или обрывки ткани тянулись из живота человека, образуякрест.

Над газетой летали мотыльки. Серые крылышкираскрывались и складывались в беззвучном, почти нереальном движении, потоммотыльки уплывали влево и пропадали.

А он-то все время думал, что она живет с мужеми ребенком в маленьком городишке на Севере, что она учительница и занимаетсяживописью в свободное время. Он таил надежду встретить се на улице в те разы,когда она бывала в городе. И, если бы это случилось, он бы схватил ее за руки ипопросил поговорить с ним. Неважно, о чем.

А она, значит, вышла в большой мир! Радостьзахлестнула в нем каждый нерв и заставила улыбнуться. Он подозвал официанта изаказал пива. И тут же заметил, что ярко-желтое осеннее солнце окрасило деревьяСтудентерлундена и уличные музыканты играют русскую народную мелодию.

Видя, что мотыльки не забыли о нем и постоянновозвращаются, проявляя интерес к газете и стакану с пивом, он вынул блокнот.

Горм дал фрекен Сёрвик газетную статью о Руфии сообщил, что это та самая художница, которая написала висящую у него на стенекартину. Он хочет разыскать ее и просить оформить стеклянное фойе, выходящее нанабережную. Как один из возможных адресов он дал ее адрес в Северной Норвегии.Но не исключено, что журналист, написавший эту статью, может что-то сообщить оней. А также и Норвежский союз художников. В статье сказано, что она училась вАкадемии Художеств.

— Попробуем сначала обратиться в коммуну, гдеона преподавала. Бюро регистрации населения знает, где и как разыскатьчеловека, — мягко, но со знанием дела сказала фрекен Сёрвик.

Перед Гормом висела картина. Эта стена быласловно выстроена для нее. Горм видел картину каждый день, когда поднимал глазаот письменного стола. Сподвижник с зелеными глазами.

Он никогда не рассматривал ее как изображениеживотного. Скорее, он видел в ней символ движения, бунта, борьбы. Тело,противостоящее закону притяжения. Даже темные пятна, и те стремились к борьбе.Иногда его взгляд обнаруживал пятно, которого он раньше не замечал. Как будтоночью оно переместилось так, чтобы попасть в его поле зрения.

Это создание на стене показало Горму, чтокогти бесполезны, если нет точки опоры. Его тело двигалось в стихии, независимони от чего.

Горм прочитал, что далматинцы никогда не былистадными животными и что их никогда не водят на поводке. Они бегут свободно,прокладывая дорогу, чтобы за ними могла проехать карета. Некоторые, правда, всеже берут их на поводок.

Но Руфь заставила своего далматинца бежать,или падать, через воду и воздух. Свободный, независимый союзник. Это был онсам, и это были мазки ее кисти. На эту картину она потратила часы и часы своейжизни.

Я должна показать ему, что не позволю помыкатьсобой, думала она, глядя на мужчину с классическими чертами лица и красивымируками.

Руфь прожила в Берлине два года, прежде чем АГсчел ее готовой для персональной выставки. Теперь она возмутилась, что он, непосоветовавшись с ней, поставил на ее картины слишком высокие цены.

— Весьма сожалею, но эти вопросы я не обсуждаюни с кем, — подчеркнуто вежливо сказал он.

— Но это мои картины! И ты думаешь,кому-нибудь придет в голову покупать такие дорогие картины неизвестногохудожника? Ты просто спятил!

Его глаза потемнели. Он отложил каталог,который держал в руках, и показал ей на дверь.

— Я был бы тебе благодарен, если бы ты сейчасже покинула галерею и вернулась только завтра утром уже на открытие выставки.

Потом снял трубку, набрал номер и начал как нив чем не бывало разговаривать с кем-то по-французски. Выражение его лицаизменилось, как только он назвал свое имя. Он говорил дружески, даже не глядяна Руфь.

Когда Руфь вышла на улицу, ее качало, словноона шла по зыбкой почве. Весь день она следила, как развешивали картины, неимея возможности рассмотреть их. Она чувствовала себя измученной и бессильной,словно несколько месяцев ее трепала лихорадка.

Самым разумным было бы немедленно лечь спать.Однако она пошла в кафе и заказала вина.

— За твое здоровье, Руфь, и спасибо за работу!— громко сказала она самой себе и чокнулась с пепельницей.

После третьей рюмки картины по-прежнему товозникали в ее мозгу, то исчезали. Она не понимала, что ей более ненавистно,картины или АГ. Но не могла обойтись ни без него, ни без них.

Размышляя о том, что сама выбрала свой путь,она услыхала голос Горма: «Я думаю, ты мой человек. Не потому, что я хочувладеть тобой, но потому, что мысленно ты всегда со мной. Даже в горе».

Теперь она поняла смысл этих слов. И могласделать выбор. Но было уже поздно. Ей оставалось только выдержать.

На другой день она опоздала на собственныйвернисаж и была готова к ледяной встрече с АГ. Но он, увидев ее, с улыбкойпошел ей навстречу и снял с нее пальто. Потом за руку подвел к полному мужчине,который говорил с американским акцентом. Американец так горячо хвалил еекартины, что она решила, что он льстит АГ для достижения какой-то своей цели.

Слушая его, Руфь блуждала взглядом покартинам. На клоуне уже висела красная бирка! На всех картинах, которые онавидела, висели красные бирки. Они смотрели на нее со всех сторон.

Руфь обернулась к АГ, стараясь изо всех силповернуть слезы вспять. Чтобы омыть ими свой проскипидаренный мозг. Смягчить иисцелить его, короче говоря, спасти.

Неужели все это правда? Неужели столько людейхотят приобрести ее работы?

АГ провел ее мимо букетов цветов и представилне устающей восхищаться толпе. Улыбаясь, он держал ее перед собой, бросая слованалево и направо. Иногда он заглядывал ей в глаза. На мгновение. Но этого былодостаточно, чтобы она почувствовала свою значительность. А уголки его губ?Разве не подлость с ее стороны считать их отвратительными?