— Господин Гурджиев, я с большим уважением отношусь к вашимметодикам, но позвольте заметить, что люди, страдающие заиканием, должныразговаривать как можно больше. Молчание только усугубляет проблему, — мягкопроизнес доктор, повернулся к Федору и заговорил по итальянски.

Князь, очевидно, не ожидал этого, он насупился, нервнопокрутил перстень на мизинце, глухо, с пафосом произнес:

— У нас с вами разный подход к человеческим недугам, Эрни.Вы лечите тело, я исцеляю душу.

— Георгий, вы же утверждаете, что нет никакой души, — ехиднозаметил доктор.

Князь ничего не ответил. Моника принесла еду. Он с жадностьюнакинулся на говядину. Федор решил воспользоваться паузой, на всякий случайотодвинул ногу подальше от тяжелого княжеского ботинка и обратился к доктору понемецки:

— Господин Крафт, меня зовут Федор Агапкин, я русский,никогда не был учеником господина Гурджиева, заиканием не страдаю, приехал изМосквы специально, чтобы встретиться с вами.

— Знаете, я почему-то так и подумал, — доктор весело улыбнулся,— господин Гурджиев известный шутник и мистификатор.

— Вся наша жизнь сплошная мистификация, — заявил князь снабитым ртом. — Эрни, говядина отличная, вы оказались правы.

— Я рад, что вам вкусно, Георгий, — кивнул доктор иобратился к Федору: — Итак, ваша фамилия Агапкин и вы приехали из Москвы.Позвольте узнать, кто вы по профессии?

— Врач, хирург.

— Где вы учились?

— Медицинский факультет Московского университета, кафедрамозговой хирургии, — быстро произнес Федор.

Если бы не появилась Моника с двумя чашками кофе, он бы неудержался и ляпнул, что учился у профессора Свешникова. Он заметил, что князьотвлекся от говядины, навострил уши. И еще ему вдруг показалось, что, когда онпредставился, у доктора изменилось выражение лица.

«Он что-то знает обо мне, — подумал Федор, — он так точноповторил мою фамилию, для немца непривычную, трудно произносимую, и преждевсего спросил, где я учился. Но откуда, от кого он может знать? У МихаилаВладимировича давно нет с ним никакой связи. Я нарочно назвал кафедру мозговойхирургии, было бы логично, если бы он сам задал вопрос о профессоре Свешникове.Может, сейчас спросит?»

Доктор отхлебнул кофе, вытащил серебряный портсигар, открыл,размял папиросу, но прикуривать не стал.

— Господин Агапкин, мне бы хотелось о многом с вамипоговорить. Меня очень интересует, как сегодня обстоит дело с медициной вРоссии. Я со студенческих лет дружу с некоторыми русскими врачами, их судьбабеспокоит меня. У вас ко мне какие-то вопросы медицинского характера, верно?

— Да, конечно. Исключительно медицинского.

— Ну, вот, в таком случае мы с вами обязаны поступитьгуманно, избавить господина Гурджиева от наших скучных профессиональныхразговоров. Вы дождя не боитесь?

— Я люблю гулять под дождем! — Федор залпом допил свой кофеи вскочил.

— Отличная идея, мы все вместе отправимся гулять вАнглийский сад, — сказал князь, спешно дожевывая капусту.

— Нет, Георгий, вам не стоит идти с нами. Вы плоховыглядите, простудитесь, не дай бог, я буду чувствовать себя виноватым. —Доктор подозвал официантку: — Моника, сварите, пожалуйста, для этого господинаочень крепкий кофе, чтобы было побольше гущи. Кофейную гущу он обычно ест надесерт.

Вуду-Шамбальск, 2007

В честь возвращения Йорубы домой из Африки, с сафари,президентский дворец готовился к банкету. Фазиль позвонил с утра в номер исмущенно сообщил, что по распоряжению Германа Ефремовича все приглашенныеобязаны соблюдать дресс-код. Мужчины могут явиться только в смокингах, женщины— в вечерних платьях.

— Йоруба знает, что у вас ничего такого с собой нет. Я васотвезу в специальный бутик, там что-нибудь подберете, напрокат. Банкет сегоднявечером.

Словно по заказу, был солнечный день, без ветра, соттепелью. В сквере перед отелем расчирикались воробьи, как будто уже наступилавесна.

— Доброе утречко. Денек выдался чудненький! — воскликнулаадминистраторша, когда они спустились к завтраку. — Сама природа радуетсявозвращению нашего дорогого Германа Ефремовича. Без него жизнь идет скучно,сиротливо, а вот приехал, солнышко наше, и погода стала солнечной. СофьяДмитриевна, — произнесла она после паузы уже другим, не восторженным, аинтимным тоном, — для вас специально пригласили парикмахера, визажиста. Милостипрошу в наш косметический салон.

— Спасибо, я обойдусь, — ответила Соня, стараясь невстречаться глазами с просветленным голубым взглядом.

— Софья Дмитриевна, от всей души советую воспользоваться.Спа, тайский массаж, всего пара часиков, и вы неотразимы, вам позавидуютзвезды. А звезд во дворце Германа Ефремовича сегодня будет много. Короче, чистопо женски, по дружески очень вам советую воспользоваться.

— Софья Дмитриевна неотразима и без ваших спа, — сказалДима, — если вам не сложно, пожалуйста, оставьте нас в покое.

— Но как же, Герман Ефремович лично распорядился, чтобыСофью Дмитриевну привели в порядок лучшие мастера. Парикмахер из Парижа,визажист из Берна специально приглашены для обслуживания вип гостей и преждевсего для вас, Софья Дмитриевна, — продолжала ворковать администраторша, необращая внимания на Диму.

— Послушайте, если вы сейчас же не испаритесь, мы уйдемзавтракать куда-нибудь в другое место. И вообще нам надоел ваш отель. Выслишком навязчивы. Я непременно поделюсь впечатлениями с Германом Ефремовичем,— спокойно произнесла Соня и решилась наконец прямо взглянуть в сияющие голубыестекляшки.

Администраторша застыла с раскинутыми, приподнятыми руками,как физкультурница на мозаичном панно. Улыбка стала оползать, губыперекосились, по румяным гладким щекам прошла быстрая волнообразная судорога.Сместились, хаотично задвигались лицевые мышцы, точно как это было у горничнойЛойго, но вдобавок у администраторши еще и дыбом поднялась желтая челка ираздалось странное, с присвистом, шипение.

Не успев сообразить, что происходит, Дима вскочил и всталмежду Соней и администраторшей. Рука рефлекторно потянулась к кобуре,спрятанной под широким свитером.

Тихое однообразное шипение превратилось в речевой поток, встрашную, грязнейшую матерную брань, со смертельными проклятиями.

Впрочем, длилось это не более минуты. Руки упали. Лицевыемышцы успокоились, сложились в обычную любезную улыбку. Брань стихла, словнопоток втянулся назад, в темное нутро этого интересного существа. Желтая челкаплавно опустилась, накрыла узкий лобик. Пятясь задом, бормоча извинения ипожелания от всей души приятного аппетита, приятного дня, чудесногонезабываемого вечера, существо удалилось, исчезло за стойкой бара.