Я посмотрела на ту сторону террасы и увидела, что Мерльвнимательно за мной наблюдает. Он был все так же полностью одет — джинсы,сапоги, даже джинсовая куртка на голой груди, и шрам на животе блестел в светелуны как молния. Мы встретились глазами, и сила его взгляда, физическийпотенциал, дрожащий вокруг Мерля, заставили пошевелиться волосы у меня назатылке. Мне много лет приходилось иметь дело с опасными людьми и опаснымичудовищами — Мерль принадлежал к обеим категориям. Если я смогу заставить егопо-настоящему меня бояться, это будет отлично.

Калеб же начал сразу раздеваться вместе со всеми, и толькомой протест, подкрепленный Мерлем, заставил его остаться в штанах. Онрасхаживал по террасе босиком, сверкая колечками пирсинга в свете луны. Когдаон глядел прямо на меня, кольцо в брови искрилось. А ходил он вокруг Черри, котораятак и не оделась после купания вместе с Грегори. Высокая, не испытывающая отнаготы неловкости, она просто не обращала на него внимания.

То, что он заметил ее наготу, было нарушением этикетаоборотней. Наготу полагается замечать лишь тогда, когда тебя приглашают ксексу. В остальных случаях все прикидываются бесполыми, как Барби.

Зейн встал между Черри и кружащим Калебом и зарычал. Калебзасмеялся и отступил. Правильно. Не нужна мне еще одна головная боль в парде, аКалеба иначе не назовешь.

Доктор Лилиан стояла за мной, держа большой шприц наготове.За ее спиной стояли два охранника-крысолюда, Клодия и Игорь. Они меня удивили,когда на обратном пути в машине вооружились пистолетами. В лупанарии пистолетызапрещены, но для телохранителя это вещь незаменимая. Клодия засунула сзади запояс десятимиллиметровую «беретту». Уже один этот факт показывал, насколько ееладонь больше моей. Игорь надел наплечную кобуру с девятимиллиметровым«глоком». И то, и другое — оружие хорошее, и крысолюды обращались с ним умело.Рафаэль настоял, чтобы они остались со мной — на случай если у Джейкоба или егосоюзников возникнет мысль о превентивном ударе.

Клодия с Игорем стояли в классической позе телохранителя —руки сцеплены впереди, одна держит запястье другой. Поза свойственна мужчинамили спортсменам, но телохранители тоже ее любят. Будто держат себя за руку дляуверенности.

Лица их ничего не выражали — они здесь были, чтобы защищатьменя, а не Грегори.

Натэниел прислонился к перилам, одетый в шорты. Волосы егосвешивались занавесом вокруг тела, еще не просохшие после ванны. Естественнымпутем они будут сохнуть еще неделю. Лицо Натэниела было безмятежным — почтидзеновское спокойствие, будто он истово верил, что я все устрою как надо. Извсех лиц это нервировало меня больше всего. Я привыкла, что меня боятся, ночтобы так тихо обожали — это еще предстоит привыкнуть.

Я опустила глаза на Вивиан — она все еще терлась о мою ногу.В глазах ее читался тот же страх, но еще и надежда.

Я погладила ее по щеке и улыбнулась ей:

— Сделаю, что смогу.

Она просияла. Вивиан всегда была красива, но когда онаулыбалась, то будто выглядывала маленькая девочка, куда более радостная исвободная, чем Вивиан, которую я знала. Я очень ценила эту ее детскую улыбку,потому что видела не часто.

Я подошла к братьям. Стивен сидел на полу, держа на коленяхголову Грегори, и смотрел на меня настороженно. Правой рукой он поглаживалГрегори спину, небольшими кругами, как гладят больного ребенка, приговариваяпри этом, что все будет хорошо. По глазам Стивена было видно, что он в это неверит. Он не верил, что Грегори поправится, и это его пугало.

Я присела рядом и оказалась почти одного с ним роста.Встретив взгляд его светлых, требовательных глаз, я произнесла:

— Я его попытаюсь вылечить, Стивен.

Это Калеб, конечно, задал вопрос:

— Если Мика не смог его вылечить, почему ты думаешь,что у тебя получится?

Я даже не обернулась.

— Вреда не будет попробовать.

— Ты еще не встретила свое первое полнолуние, —напомнил Мерль. — Ты не сможешь исцелить его — пока что. Может быть, иникогда. Призыв к плоти для исцеления — талант редкий.

На Мерля я обернулась.

— Я не собираюсь призывать плоть. Я даже не знаютолком, как это делается.

— Тогда как ты будешь его лечить? — спросил Мерль.

— Мунином.

— Как же это призрак вервольфа будет лечить леопарда?

— Мне приходилось лечить леопардов мунином.

— Натэниела ты вылечила, — сказала Черри, —даже дважды, но больше никого.

— Если это действует на одного из вас, должноподействовать и на остальных.

Черри продолжала хмуриться.

— В чем дело?

— Ты лечишь с помощью Райны. Для нее все на свете —сплошной секс, и в этом смысле тебе желанен Натэниел. К Грегори тебя никогда нетянуло.

Я пожала плечами. Она озвучила почти те же сомнения, чтобыли у меня, но когда свои сомнения слышишь вслух и от кого-то, они кажутсяболее серьезными. Я чувствовала себя и менее уверенно в том, что смогу, и болеешлюховатой, потому что для исцеления нужна сексуальная тяга. Но свои моральныесомнения я переживу. Если я могу спасти и слух, и жизнь Грегори, то небольшоесмущение — не слишком высокая за это цена.

Я глядела на Грегори, все еще свернувшегося в позе эмбрионана коленях у брата. Он держался за Стивена так, будто это была последняянадежная вещь во вселенной, и если выпустить ее из рук — пропадешь.

Я погладила его по волосам, и он повернул голову, чтобывзглянуть на меня сквозь спутанные светлые кудри. Я отодвинула их с его лица —как делают с детьми. Когда-то я ненавидела Грегори за те вещи, которые он делалеще при жизни Райны и Габриэля. Но сейчас они мертвы, и я знала, что, если бы унего был выбор, он бы и тогда не стал. Неужто он нарочно сделал меня Нимир-Ра?Глядя в его синие глаза, я не верила этому. Не по наивности — по уверенности,что Грегори просто не настолько самостоятелен. Чтобы решить, даже в долюсекунды, так серьезно изменить положение вещей, нужно больше силы духа. Он быобсуждал, просил совета, просил разрешения, но не принял бы самостоятельноерешение без чьей бы то ни было подсказки. Я это о нем знала, а Ричард — нет.

Я взяла Грегори ладонями за щеки, приподняла его голову,чтобы он смотрел мне в глаза, не закатывая свои — это меня нервирует. Слишкомэто сервильно — на мой взгляд. Я разглядывала его красивое лицо, проходилаглазами линию спины, закругление бедра, но ничего не чувствовала. Я понимала,что он красив, но слишком уж я приучила себя думать о своих леопардах как осуществах для меня бесполых. Можно одновременно дружить и заниматься сексом,штука здесь в том, чтобы желать не просто трахнуть своего партнера, а хотеть,чтобы ему было хорошо эмоционально и физически. Если нарушить это правило ихотеть секса больше, чем счастья партнера, то дружба кончается. Любовником тыеще сможешь быть, но не другом.