Доктор Лилиан посветила мне в глаза лампочкой, попросилапоследить за ее пальцами. Очевидно, я плохо справилась, поскольку она осталасьнедовольна.

— Ты в состоянии шока, Анита, и Грегори тоже. У негобыл небольшой шок до того, как ты начала, но черт с ним.

Я заморгала, попыталась навести глаза на фокус. Взгляд ни начем не мог остановиться, будто весь мир дрожал, но так не могло быть. Можетбыть, только я дрожала? Не знаю. Я цеплялась за одеяло, в которое меня завернули,свернулась на белой кровати с многоцветными подушками и не могла согреться.

— Что ты говоришь, док?

— Говорю, что сейчас шансов у Грегори меньше, чемпятьдесят на пятьдесят.

Я заморгала, заставляя себя глядеть на нее, глядеть в глаза,думать.

— И какие же?

— Тридцать на семьдесят скорее всего. Он свернулся натеррасе на одеяле, и трясет его еще пуще, чем тебя.

Я покачала головой, и все закачалось и не хотелоостанавливаться. Закрыв глаза, я стабилизировала мир на миг, на секунду. Потомзаговорила, не открывая глаз.

— Я видела... как он вылечился? То есть как он могвыжить... после того, что она с ним сделала?

— У нас отрастают части тела, кроме отрубленной головы,если рану не прижечь огнем. Ожоги не заживают, если не удалить полностьюобожженные ткани, фактически нанося новую рану.

Она говорила зло и горько. Такой рассерженной я ее еще невидела.

— Что с тобой? — спросила я.

Лилиан опустила глаза, чтобы не встречаться, со мнойвзглядом.

— Я дежурила в ту ночь, когда она проделала это сГрегори. Я видела это не в воспоминании, а в натуре.

Я покачала головой — и пришлось уткнуться головой в колени,чтобы прекратить это движение.

— Док, с мунином это не воспоминание, этодействительность. Как... как фильм, только ты — на экране.

Я обхватила руками колени и отчаянно попыталась невспоминать, не переживать заново то, что только что испытала. Наконец-то янабрела на такое, что даже я не могу переносить спокойно. В какой-то степениутешительная мысль — есть черта, которую я не переступила.

— Если я сейчас форсирую у Грегори превращение, онскорее всего погибнет, — сказала доктор Лилиан.

Я ткнулась лицом в колени и сказала, прижимая рот к толстомуодеялу:

— Я могу еще раз попробовать.

— Никто не попросит тебя снова вызвать эту гадину.

— Анита!

Это был Натэниел.

Но не его голос заставил меня поднять голову, а сильный игорький запах свежего кофе. Натэниел протягивал мне мою любимую чашку спингвиненком, и от нее шел пар. Я взялась за нее покрепче и не сразу поняла,что обжигаю себе ладони. Не паникуя, я вернула чашку Натэниелу. Он взял, и яуставилась на свои розовые, красные, обоженные руки. Ожоги первой степени, а яне ощутила жара, пока не было поздно.

— Черт побери, — сказала я тихо.

— Я принесу льда, — сказала Лилиан и вышла. Мыостались вдвоем.

Натэниел присел передо мной, осторожно, чтобы не пролитькофе. Мерль и Черри неслышно вошли в гостиную, пока я разглядывала своипокрасневшие ладони. Черри села на диван рядом со мной. Она оставалась голой,но это было не важно. Все вообще было не важно. Мерль остался стоять, и я дажене потрудилась на него поднять глаза. Мне были видны только носки его ботинок.

— Натэниел сказал, что ты коснулась его зверя, когдаискусала ему спину, — сказала Черри.

Я заморгала, посмотрела в ее светлые глаза. И кивнула. Былтакой ослепительный момент, на самом деле уже после того, как я его обработала,когда его зверь заворочался под прикосновением моей силы, и я точно знала, чтомогу его позвать, могу заставить Натэниела перекинуться. Я продолжала кивать,так что пришлось заставить себя остановиться.

— Да, я помню.

Лилиан вернулась и приложила мне к рукам мешочки со льдом.

— Попытайся хоть несколько минут себе ничего неповредить. Я пойду к Грегори.

Она вышла, оставив мне лед и трех леопардов.

— Если ты коснулась зверя Натэниела, то есть шанс, чтосможешь вызвать и зверя Грегори.

— Вряд ли, — мотнула я головой.

Черри схватила меня за локоть:

— Анита, не разваливайся! Ты нужна Грегори.

Сквозь мое оцепенение пробилась первая струйка злости.

— Я, блин, уже все, что могла, на фиг сделала!

Она отпустила мою руку, но глаз не отвела.

— Анита, пожалуйста, послушай. Мерль думает, что у тебяхватит силы вызвать зверя Грегори даже до твоего первого полнолуния.

Я прижала к груди мешок со льдом. От резкого холода в головепрояснилось.

— Я думала, это невозможно до первой перемены.

— Я был бы дураком, Анита, — сказал Мерль, —если бы попытался предсказать, что для тебя возможно и что невозможно.

Я опустила лед на одеяло, покрывающее колени, и взглянула нарослого Мерля:

— Чего вдруг такая перемена мнений? Я не смогла помочьГрегори там, на террасе.

— Ты рисковала собой ради своего кота. Это самоелучшее, что есть в Нимир-Ра или Нимир-Радже — готовность рисковать жизнью радисвоего народа.

Я нащупала полотенце — край был мокрый, полиэтиленовый пакетплохо закрыт. Я его сдвинула вправо, чтобы из него больше не лилось.

— Чего вы от меня хотите?

Устала я от всего до чертиков.

Мерль присел рядом, и я посмотрела ему в глаза. В этомвзгляде было то, что мне сейчас абсолютно не было нужно. Он верил в меня, а яну никак не чувствовала себя достойной веры. Боялась я, вот что.

— Позови зверя Грегори.

— Я не знаю как. С Натэниелом это было... — Явздохнула, не найдя слов.

— Сексуально, — нашла слово Черри.

Я кивнула:

— Я не собираюсь еще раз пробовать такое настроениесегодня с Грегори. Ни он, ни я не выдержим, если это снова пойдет не туда.

— Вызов зверя не обязательно связан с сексом, —сказал Мерль.

Я посмотрела в эти полные странной веры глаза. Мое состояниеуже и усталостью назвать нельзя было. Во мне просто ничего не осталось, хотьдля Грегори, хоть для кого. И я не хотела сегодня его трогать. Частично ябоялась, что Райна появится незваной, хотя это почти невозможно. Настолько-то ясобой владею. Но...

— Как мне его коснуться теперь и не вспомнить?

— Не знаю я, — сказала Черри. — Только,Анита, пожалуйста, спаси его.