Глядя на Грегори, она без труда увидела в нем сексуальныйобъект, но тут не было проблем — почти каждого Райна считала таковым.

Я погладила его лицо, провела пальцами по щеке. Грегоришироко раскрыл глаза. В этот момент я поняла, что он вообще понятия не имеет,какого черта мы тут делаем и что переменилось. Я могла вызвать Райну и думатьрационально. Этого я добивалась долго и огромным трудом. Я могла внутреннеотстраниться, пока мои руки гладили голую грудь Грегори. Я могла остановитьруку — нашу руку — на тонкой талии, и Райна не могла заставить меня спуститьсяниже. Она заворчала у меня в голове, показав мне себя в волчьем образе,щелкающую зубами. Но это было всего лишь видение — вроде сна, оно не моглопричинить вреда ни мне, ни вообще кому-нибудь.

— У этой волчицы еще есть зубы, Анита.

— Ты знаешь правила.

— Что? — переспросил Стивен.

Я мотнула головой:

— Я разговариваю с Райной.

— Бр-р, жутковато, — сказал Зейн.

Я с ним согласилась от всего сердца, но Райна сновазаговорила, и я не могла ему ответить.

— Я знаю правила, Анита. А ты?

— Да.

— Я буду делать все, что захочу...

— А я попытаюсь тебе помешать, — договорила я.

— Как в старые добрые времена, — сказал голос уменя в голове.

Это действительно звучало похоже на то, что у нас когда-тобыло при ее жизни. Она хотела поцеловать Грегори, я не стала мешать. Поцелуйбыл открытым ртом, но нежный, ничего, что меня слишком бы напугало. Райнапо-своему тоже обучалась работать со мной.

Никогда раньше я не целовала Грегори, и никогда не хотелось.Сейчас тоже не хотелось. В некоторых отношениях поцелуй интимнее совокупления,более... личный, что ли. Я отодвинулась от его губ, но Райна вполнеудовольствовалась шеей. Кожа у него была теплой и пахла мылом. Я зарылась лицомв его волосы, и они были еще влажные, пахли шампунем.

Я попыталась вызвать из Райны исцеляющие способности, но онавоспротивилась.

— Нет! Сначала моя награда.

Я успела отстраниться от Грегори, произнеся, наверное, этовслух, потому что Стивен спросил:

— Какая награда?

Я тряхнула головой:

— Райна его не будет лечить, пока не... насытится.

Это действительно было что-то вроде кормления. Райнапо-своему была похожа на ardeur,только ее надо было кормить, лишь когда я еевызывала. Голод принадлежал ей, а не мне.

— Чего ты хочешь? — спросила я вслух, потому чтодо сих пор не привыкла к безмолвным разговорам в голове.

Она мне показала картинку — поцелуи вниз по его груди,заставить его опрокинуться на спину, а дальше я помню только, как целую Грегориниже пупка. Он лежал на спине, глядя на меня мутными глазами. Я лежала поперекего тела, прижимая ему ноги и грудью прижимаясь к паху. Как я так легла — непомню. Черт.

Я скатилась в сторону, и Райна полыхнула как жар, притянуламой рот к его бедру, пролизывая складку, где нога присоединяется к животу.Грегори изогнулся от прикосновения, и, как я ни сопротивлялась, наш с Райнойвзгляд метнулся к его паху.

Он стоял, готовый, но от его вида я смогла оттолкнуть Райну— не потому, что я смутилась, а потому, что никогда до сих пор не видалаэрекцию у Грегори. Он был красив на взгляд, но странной формы, почти загнутыйна конце. Я не знала, что мужчины бывают так устроены, и это меня остудило.

Райна завопила, заревела наплывом памяти тела. Воспоминаниебыло такое: я стою на четвереньках, а мужчина налезает на меня сзади, то естьна Райну. Я не вижу, кто это, я только чувствую. Он нашел ту самую точку вженском теле, и вот-вот должен был грянуть оргазм. Райна — я вместе с ней —закинула голову назад, наше лицо оказалось в россыпи рыжеватых волос, и яувидела в зеркале отражение Грегори.

Райна шепнула у меня в голове:

— Так всегда, когда он сзади — из-за формы.

Я вырвалась из воспоминания и обнаружила, что стою начетвереньках рядом с Грегори, держа на нем руку. Я оторвалась от него — потомучто общие воспоминания требуют телесного контакта.

Я отвернулась, чтобы не видеть его голым и готовым, потомучто ощущала память о нем у себя в теле — в теле Райны. Моего голого плечакоснулась рука, и на этот раз наплыв воспоминаний был непобедим. Меня унесло.

Он заполнил мне рот, горло, струёй жидкого жара обжегизнутри, и тело его затрепетало, задергалось, зубы вонзились в тугую и нежнуюплоть, мы жрали его. Кровь хлынула потоком, Райна купалась в ней.

Я вырвалась из воспоминаний с воплем, и кто-то еще вопил —это был Грегори. На одну страшную секунду я открыла глаза, ибо так сильно быловоспоминание, что я не могла отличить его от реальности. Но когда ко мневернулось зрение, он был цел, он отползал от меня, от общего воспоминания. Этобыл один из талантов Райны — делиться своим ужасом.

Я все еще чувствовала тугое мясо во рту, вкус крови икаких-то сгустков. Я подползла к перилам, подтянулась и отдала все, что в этотдень съела.

Кто-то подошел сзади, и я выставила руку назад, не убираяголову из-за перил.

— Не трогай меня!

— Анита, это я, Мерль. Натэниел сказал, что никто тебяне должен трогать из тех, кто когда-нибудь... делил экстаз с прежней лупой. Яее не знал. Через меня она не сможет тебе повредить.

Я охватила голову руками — она была готова лопнуть.

— Он прав.

Мерль взял меня за плечи — так же нерешительно, как говорил.Я оттолкнулась от перил — и мир закружился. Мерль подхватил меня, прижал кгруди.

— Все в порядке.

— У меня все еще во рту вкус мяса, крови и... Боже мой!Боже мой! — выкрикнула я, но это не помогло. Мерль держал меня крепко,прижимая руки к бокам, будто я пыталась нанести себе рану. Вряд ли ядействительно пыталась, но точно сказать не могу. Столько месяцев тренировок, аРайна по-прежнему может такое со мной сделать.

Я орала без слов, снова и снова, будто могла крикомвыбросить воспоминание. Каждый раз, когда я останавливалась для вдоха, слышалсяшепот Мерля:

— Все хорошо, Анита, все хорошо.

Но хорошо не было. После того, что Райна мне показала, уженикогда не будет. Мерль отнес меня в ванную, и я не протестовала. Калебприложил мне ко лбу мокрое полотенце, не сказав ни слова подковырки. Тоже чудо,конечно, но не то, которое нам нужно.

Райна исчезла, довольно хохоча. Боже, как я ненавижу этубабу! Я ее уже убила, вряд ли я могла бы что-нибудь еще с ней сделать, но мнехотелось. Хотелось, чтобы она мучилась, как мучились жертвы у нее в руках, но,пожалуй, уже поздно.