Остальное – уже другими чернилами. И почерк из аккуратного,мелкого стал размашистым, почти неразборчивым, словно писали в страшной спешкеили не помня себя от волнения:

«Только что умер Дуфи. Форброны чувствуют беду, ты сампрекрасно знаешь древнюю историю наших псов… Когда молодой здоровый форбронумирает так, как умер Дуфи, это может означать только одно. Он лизал мне руки,просил прощения, что бросает меня, но этого знания, такого ужаса он вынести несмог. Тогир, это конец. Я больше не могу умолять – нет сил. Но время еще есть.Возможно, Белой Тревоге еще будут предшествовать Синяя с Красной. Или однаКрасная. Магия таких тонкостей не улавливает и не передает – но она беспощаднопредсказывает итог. Так вот, я задержусь ровно настолько, чтобы похоронитьДуфи. А дальше – Древние Дороги. Уж лучше они. Назови меня дрянью, подлой, но яспешу уйти из этого мира, пока он играет всеми красками, пока он незыблем ибеспечен, как встарь, хочу его запомнить именно таким, чтобы не покидатьбегством дымящиеся развалины. Довольно с меня и последних открытий. Словом,самое позднее через час я уже буду на Древней Дороге. Вероятнее всего,Мерцающая Корчма или Овраг. Нам трудно будет отыскать друг друга – если хотя быполовина россказней о Древних Дорогах верна. Зато известно совершенно точно:туда нет доступа Изначальным, и все другое несущественно. Остается надежда – инекая определенность. На всякий случай напишу еще раз все заклинания. Я ухожу –и жду тебя. До встречи. Анелла».

И ниже – две строчки совершенно бессмысленных слов, на сейраз выписанных с прежней аккуратностью, каллиграфически, тщательнейше. Сварог,едва глянув на них, сунул письмо в конверт – чтобы не перенестись, чегодоброго, неведомо куда в совершенно голом виде, без оружия, не зная заклятья навозвращение…

Видимо, она все же ушла. Решилась, по письму видно. Ей былочертовски страшно… А вот ушел ли за нею вслед по неведомым дорогамштандарт-навигатор, успевший прочитать сообщение о Белой Тревоге? С которой,похоже, все и началось, грянуло без промежуточных Синих-Красных… И где этиДревние Дороги? Уж, конечно, не в этом мире…

Сварог выбрался из ванны, встал под поток теплого воздуха,моментально его обсушивший и волшебным образом насытивший все тело бодростью,живым электричеством. И все равно из ванной он выходил понурый – в ушах словнобы еще стоял долетевший сквозь пять тысячелетий женский крик. Сколько ниуспокаивай себя воспоминанием, что истлели самые прочные кости и рассыпаласьсамая прочная броня, сколько ни огорчайся собственными заботами – на душепасмурно. Здесь, в доме, нет ощущения, что эти пять тысячелетий и в самом делепротекли плавно и величественно… Здесь прошлое не умерло, не покрылось слоемпыли, не превратилось в черепки и скелеты…

Мара лежала на роскошной постели, сбросив халат на пол, итак углубилась в книгу с красавицей в пышном платье на обложке, что вовсе незаметила явления Сварога. Сварог уселся рядом и потянул ее за ухо. Она нехотяподняла затуманенные глаза:

– В самом деле, захватывает. «Глаза барона искрилисьлюбовным томлением, столь долго таившимся под спудом. Он нежно привлек к себеКармину, прильнул к ее полураскрытым алым губкам. Прерывистое дыхание юноймаркизы выдало обуревавшие ее чувства, которые бедняжке пришлось так долготаить от безжалостного света, готового с циничной насмешкой надругаться надсвятой наивностью первой любви…» – она мечтательно закинула голову. –Граф, ну почему я от вас никогда не слышала подобных речей?

– А ты смогла бы разминировать мост? – спросил Сварогстрогим голосом экзаменатора.

– Плевое дело. Если мы имеем дело с пороховым шнуром, безхимических взрывателей… – Мара спохватилась, негодующе фыркнула. – Ну,нечестно! Только я настроилась…

Сварог рассмеялся, привлек ее к себе и прильнул кполураскрытым губам, даже не пытаясь разобраться в обуревающих его чувствах.Знал одно: так неистово и яростно они друг друга еще не любили – растворяясьдруг в друге, теряя всякую связь с окружающим бытием, зная друг про друга, чтооба слышат где-то на границе сознания беззвучное карканье: «Вокруг Хелльстад,Хелльстад, Хелльстад…»

Сварог открыл глаза, прислушался, пытаясь понять, что егоразбудило.

Для этого и не потребовалось особого напряжения чувств.Дверь в кабинет была полуоткрыта, как он ее оставил, – только сейчас тамгорела на столе лампа и в спальню падала полоса света, достигавшая постели,задевавшая краешек лезвия Доран-ан-Тега. Потом в кабинете послышались шаги –кто-то прошелся по комнате, ступая громко, уверенно, ничуть не прячась. Шумноотодвинули кресло.

Сварог толкнул локтем Мару – но ее ровное, глубокое дыханиеничуть не изменилось, она безмятежно спала, хотя такого с ней не моглослучиться. Не отрывая взгляда от полосы света, Сварог ощупью нашел плечодевушки, потряс. Мара должна была мгновенно вскинуться – но она спала.Мелькнула дурацкая мысль – Горонеро вернулся за чемоданом…

На полпути задержав протянувшуюся было к топору руку, Сварогбесшумно вытащил из-под подушки пистолет – тот, что стрелял серебряными пулями.Замер, прикидывая варианты.

Вариант был один – встать и выйти туда… В кабинете громкооткашлялись – вновь открыто, демонстративно. Кто бы там ни сидел, он честнопредупреждал о своем присутствии, и это сбивало с толку. Мара перевернулась надругой бок, лицом к стене, умиротворенно посапывая. Пора было решаться. Помогаясебе одной рукой, Сварог влез в штаны, опустил ноги на пол и бесшумнонаправился к двери, держась подальше от полосы света.

– Входите, что же вы, – послышался оттуда спокойныймужской голос, совершенно незнакомый.

Сварог вошел, держа под прицелом расположившегося в креслечеловека, – лампа на гибком кольчатом шнуре опущена вниз, лицо и фигуранежданного гостя скрыты мраком. Не помог и «кошачий глаз», как Сварог нинапрягался, лицо сидящего оставалось словно бы подернуто густой мглой.

Сварог слегка повел стволом.

– Не нужно, – так же спокойно сказал сидящий. –Вреда вы мне не причините, но придется уйти, а нам непременно нужно побеседовать.Рубашку не накинете ради пущей респектабельности? Вы, во-первых, гостяпринимаете, во-вторых, вы граф, барон и лорд, а среди моих многочисленныхтитулов есть и княжеский.

Сварог, чувствуя себя на удивление спокойно, придвинулвторое кресло и сел, бросив пистолет на колени. Сон схлынул, голова была ясная,и он ни на миг не собирался упускать инициативу. Посему демонстративнопошевелил пальцами босых ног, шумно почесал голый живот, взял со стола бутылкус красивым парусником на пестрой этикетке и налил только себе, пояснив:

– Вам не предлагаю. По слухам, другой у вас любимый напиток…

Сидящий напротив посмеялся коротко и вежливо, как человек,способный понять хорошую шутку. И продолжал беззаботно:

– Вполне понимаю ваше мальчишеское желание показать себя крутыми несгибаемым, но не оставить ли нам и состязания в плоском остроумии, искоропалительные колкости?