Мрак сказал завистливо:

— Сроки-то, сроки… Тысяча лет, семьсот! Для них чтоодин день. Мы ж двое молокососов рядом с ними. Ты так вообще ползун,желторотик.

— Почему я? — не понял Олег.

— Я ж постарше, — заметил Мрак покровительственно.

— Если там триллионы ребят, которым по десять миллионовлет, то я просто не знаю… Но попытаться стоит.

— Зачем? — спросил Олег.

— Не знаю, — ответил Мрак честно.

— Не лучше ли прийти и сказать, кто мы и откуда? —спросил Олег.

— Не знаю, — повторил Мрак.

— Но что-то вот уж очень не хочется так, понимаешь? Незнаю почему, но не хочется.

Олег задумался, прислушался к себе, но ясности не ощутил.Атавистические чувства, недостойные высокоорганизованного существа, настойчивотвердили, что надо скрываться, не признаваться. Это он смог бы с легкостьюотбросить, серьезнее были противоположные доводы, что как-то неловко выступатьтроглодитами. Правда, их можно отмести, нет стыда в незнании, есть стыд внежелании обретать знание, однако что-то еще удерживает от решительного отказаот глупой идеи Мрака.

— Знаешь, — сказал он нерешительно, —посмотрим, как получится. Если нас с ходу примут за людей из своего мира, то навремя так и оставим… Если не поверят, то расскажем все без утайки. Еслираскроют, то… и так все узнают.

Он заставил и Мрака быстро впитать массив чужих слов ипонятий, настроил в себе автоматическое распознавание и адекватный ответ. Этобыло непростое и двойственное чувство, когда он, упражняясь с муляжом, слышалот него вопросы на лабунянском, подбирал ответы на русском, но отвечал уже налабунянском, доверив эту функцию автоматическому переводчику.

Мрак ворчал, традиционно из всей техники доверял толькосекире с широким лезвием, но на автоматический перевод перешел еще раньше Олега— не любил возиться с тонкой настройкой. И все-таки они чувствовали себяуниженными, втоптанными в пыль, а Олег снова попытался впасть в глубокуюдепрессию.

Половину слов… да какую половину, девять из десяти слов онине понимали даже с переводчиками. Даже с толкователями, расширителями,аналогистами, ассоциатами. Мрак вспомнил и рассказал Олегу, что один тупарьпредлагал с инопланетянами устанавливать контакт… рассказывая анекдоты,дескать, наиболее универсальное средство общения. Не соображал, что даже нашисегодняшние анекдоты абсолютно непонятны человеку эпохи Пушкина или Ломоносова:

как целые жанры «компьютерных», «в самолете», «автобусе»,«нарки», «рокеры», «Василий Иванович», так и даже вроде бы совсем незыблемых,вроде «любовника в шкафу», ибо теперь совсем другое отношение к этому явлению,в шкаф никто не прячется, слова «рогоносец» и «разврат» забыты.

Неделю, подключившись к их компьютеру, они изучали язык,манеру поведения, быт, обычаи. Голова шла кругом. Ибо это в самом деле мирлюдей и мир не людей: лабуняне выглядели как люди и являлись, по сути, людьми,в то же время у них, к примеру, только для оттенков красного цвета семьсотназваний, как и для любого другого, их язык в миллион раз богаче ивыразительнее всех земных, и Олег потел, стараясь уловить и понять если не всеоттенки, которые ускользали от него, человека с планеты Земля, то хотя бы тучасть, что позволила бы понять этих существ.

Он сам напоминал себе высокоученого дворянина эпохи Пушкина,который с непониманием слушал бы современного школьника, знакомого сИнтернетом, рэпом, оттяжкой и сексуальными свободами.

В конце недели Мрак сердито сорвал со лба мнемокристаллы.

— Фигня, — заявил он зло.

— У них словарный запас из трех миллионов слов. Чтобынаучиться его использовать, надо не просто родиться здесь! Надо еще и прожитьсреди этого народа хотя бы миллиончик лет. Нет, Олег, если мы с Гозиялы, то унас могут быть некоторые странности. Чего-то не знаем, что-то забыли, а что-тознаем да не может говорить из-за религиозных табу! А вдруг у нас там инквизицияи ведьм жгут?… Словом, ты как хошь, а я пошел.

— Куда?

— У глубь, — ответил Мрак решительно.

— Ты уже забыл, чего мы пришли, а я вот помню.

Олег поднялся, в глазах был стыд, но и сожаление.

— Эх, — сказал он невпопад.

— Добраться бы до их Информария…

— Что это?

— Библиотека, архив, говоря по-нашему. Здесь, как вдомашних компьютерах, только самое базовое, нужное для жизни в быту. Но где-тоза все десять миллионов лет собраны всякие чудеса… Дело даже не только в ихтехнологии. Они ж запускали свои зонды в глубь галактики, к краю Мира, многоевыведали. Строение материи, пространства, времени — знают так, как нам неузнать и за тысячу лет. Словом, если тысячу лет тому мы еще грезили закопаннымикладами, то теперь вот так будут сниться чужие библиотеки…

Ветер перестал трепать волосы, они вырвались в космос, Олегвзял курс на одну из дальних звезд. Две ближайшие — без планетных систем, нодело не в беспланетности. Лучше поближе к Центру, чтобы не ахнули: откудавзялись эти… гозияльцы.

В Шаре, так его вслед за лабунянами называл Олег, полторамиллиона звезд. Все, понятно, не могут быть одинаковыми. Среди них масса тогоже класса, что и Солнце, но огромное количество подобных Солнцу, однако ихспектр сдвинут в сторону зеленого, голубого, лилового или других цветов. Ужеэтого достаточно, чтобы через какую-нибудь пару сот лет, не говоря уж о тысячахили миллионах, первопоселенцы стали непохожими на жителей старой планеты. Ноздесь не только единая телесеть, но и Врата, через которые можно перемещаться сабсолютной безопасностью. И на каждой планете есть, как минимум, одни, вкоторых есть координаты всех. остальных.

Да, все постоянно перемешиваются, однако время от времени нанекоторых планетах или даже группах планет все же возникают идеи то сепаратизма,то изоляционизма, то различные виды философских учений, когда планетазамыкается, перекрывает Врата, пытается идти своим особым путем. Как ужепоказала история, это длится обычно тысячу лет. Потом снова воссоединение,слияние. Вернее, ручеек вливается в старую реку, и обнаруживается, что ничего вего воду не прибавилось, да и сам он не стал ни чище, ни слаже.

Сейчас период благополучия, когда все, как говорится, идут вногу. Лишь на двух планетах из полутора миллионов взяли верх философские взгляды,что привели к полному перекрытию Врат. Одна планета называется Гозияла, вторая— Икунж. Икунж недавно перекрыл все Врата и телеканалы, а Гозияла — почтитысячу лет…

— Гозияла, — сказал Олег вслух.

— Что?

— Мы, говорю, гозияле, — повторил Олег.

— Тысячу лет жили в изоляции. Теперь подошла ожидаемаяпереоценка ценностей, понимание ошибочности своего пути… или своих взглядов,идеологии, веры — еще не придумал, что нас сбило с верного пути к коммунизму.Мы с тобой как раз и есть первые гозияле, которые прилетели инкогнито, чтобынащупать пути возврата… Или нет, мы те еретики, что готовы отречься от прежнихвзглядов и вернуться в лоно партии и церкви.