На миг я так глубоко заглянула в Реквиема, что заплакала. Несвоими слезами – его слезами. Он хотел снова испытать ardeur, да, но болеевсего нужно было ему укрытие, место, где спрятаться. Где можно было быперестать бояться – слишком долго существовал он в страхе. В страхе, что Белльпритянет его к себе и заставит страдать вечно за то, что посмел полюбитьдругую. Я ощутила этот страх, одиночество, потерю как удары в сердце, и в концея сделала единственное, что могло действительно сохранить его и датьбезопасность.

Я сделала его своим.

Почти вся одежда слетела в вихре тел и рук, и только помню,как он вцепился руками в мой ремень и порвал его пополам, вздернув меня скровати вверх. У меня только еще хватило присутствия разума сделать так, чтобыремень наплечной кобуры не порвался, но сама кобура полетела на пол с обрывкамиджинсов и футболки. Реквием, со всей его поэзией и джентльменской сдержанностьюисчез под рухнувшим на нас ardeur'ом и силой собственной магии.

Я питалась от прикосновения его рук, ощущения прильнувшихгуб, осязания голой кожи, скользящей по голой коже моего тела, от тяжести егона мне. Мы с Реквиемом никогда раньше не были вместе голые, и в этот первый размы были с Натэниелом и Дамианом. Они знали, что я делаю, ощущали это, потому чтоя открыла связывающие нас метки, чтобы каждый поцелуй, каждое касание, каждоедвижение питали их энергией. Сердце Натэниела начало биться уверенно и сильно,но искра Дамиана все еще трепетала, колеблясь меж жизнью и смертью. Натэниелуже мог заставить свое сердце биться сам, но Дамиан – нет. Ему нужно былобольше, чем эти легкие прикосновения ardeur'а. Я дошла до пункта, где моглапитать ardeur малыми дозами и небольшими прикосновениями, но для полногокормления нужен был оргазм. О’кей: для полного, истинного, настоящего кормлениянужны были оргазмы всех участников, но для прорыва достаточно было бы одного. Ипрорыв был нам нужен.

Реквием лежал на мне, каждый дюйм своей наготы прижимая кмоему телу, но лежал сверху, не внутри. Он прижимал меня к кровати, целуя так,будто хотел съесть, начиная от губ и дальше, и только чистой удачей наши губыне порезались о его клыки. Ощущение его, выросшего и твердого, заставило меняразвести ноги, попытаться ими его обвить, но он отодвинулся, приподнялся надомной, опираясь на руки и колени, будто боялся слишком сильно до менядотрагиваться. Все так хорошо шло, и вдруг он опять пришел в себя, восстановилсамоконтроль. А Реквием с самоконтролем снова стал джентльменом. В такойситуации я бы не стала его винить, если бы он ею полностью воспользовался, ноон болезненно осознавал, что он не первый мой выбор и даже не седьмой. Онпытался накормить ardeur, не переходя последнего барьера, потому что знал – илидумал, что знает, – будто я его не хочу.

– Реквием, прошу тебя, прошу, делай уже, наконец!

– Наконец, – повторил он, и в голосе было слышно,как он держит себя в руках. – Твои слова предают тебя, Анита. Ты меняиспользуешь только потому что должна, не потому что хочешь.

Меня окатило изнутри злостью.

– Мое тело хочет тебя, Реквием!

– Но сердце – нет.

Я завопила, наполовину от гнева, наполовину от голода втеле, который он во мне возбудил и не собирался удовлетворить. Пришла мысль,что я могу усилить ardeur, подавить им Реквиема. Наверное, старая мысль извоспоминаний Белль. Но Реквием по-своему ясно дал понять, что не хочет быть нипищей, ни приятелем по койке. Когда дошло до дела всерьез, он захотел большего.Это я понимала, но не в моих силах было ему это дать. Вот этого одного. Я немогла его полюбить.

– Мне нужна пища, Реквием. Если ты не пища – слезай.

Видно было, как борются чувства на его лице. Он боролся сголодом своего тела, но наконец его утонченное самосознание победило, и онсоскользнул в сторону, зарывшись лицом в собственные скрещенные руки. С кроватион не слез, но ко мне не прикасался.

Ardeur никуда не делся, но ослабел от злости и досады наэтот ребус, который носил имя Реквием. Я протянулась наружу, к Дамиану, и онвсе еще колебался на грани. Энергия, которую я ощущала в нем, так и непроснулась, ее мало было, чтобы оживить его на ночь. Если бы он сейчаспопытался очнуться, и не смог – умер бы он? Вспыхнула бы эта робкая искрапоследний раз и погасла, чтобы никогда уже не зажечь в нем жизнь?

– Жан-Клод! – крикнула я.

Он подошел, встал с другой стороны от меня, не там, гдесжался в комок плачущий Реквием. Я протянула к нему руку, но он отступил.

– Это я пробуждаю в сумраке всех вампиров этого города.Мы не можем рисковать многими жизнями ради одной.

Я заорала без слов, протягивая руку к небу, к кому-нибудь. Вэтот миг я заставила ardeur искать пищу – не сознательно, потому что никогда неиспользовала его для привлечения к себе жертвы. Жан-Клод говорил, что ardeurзовет пищу по своему выбору, и сейчас я поняла, что он прав, я почувствовалаэто. Ощутила, как распространяется ardeur – не бессистемно, как шрапнель изснаряда, а как самонаводящаяся тепловая ракета. Я ощутила, как ardeur заделАшера, я знала его вкус, но энергетическая метка на нем была слабая. Он еще неел сегодня. Ardeur зацепил десяток огоньков поменьше, и наконец нашел, кто емупонравился.

Об энергии, которую он к себе призвал, я знала только, чтоэто вампир, что никогда я его не касалась и что он силен.

Чья-то рука схватила мою, и от этого прикосновения меняпронзило резким, тугим разрядом энергии, стянувшим тело спазмом и врывавшимкрик изо рта. Боже мой, какой голод!

Это был Лондон, залезший через спинку кровати. Лондон,прикосновение чьей руки дало мне сразу больше энергии, чем все касанияРеквиема. Почему – не знаю, да и не интересовало меня это, поздно былоинтересоваться.

Он прижался ко мне, полностью одетый, устроился между моиминогами, я ощутила через одежду его тугое тело, и у меня глаза зажмурились самисобой. Я ощутила над собой его лицо и открыла глаза ему навстречу, так близко,так неожиданно близко.

С нескольких дюймов расстояния смотрела я в эти глаза, ипоняла, что совсем они не карие, они черные. Такие черные, что зрачки терялисьв них, островки тьмы в белках глаз.

Лицо опустилось ниже, дыхание звучало как всхлипывания, ротприжался к моим губам. Этот звук напомнил мне что-то важное про Лондона и проardeur. Что-то такое, что надо было помнить, но тут он меня поцеловал, и всемысли исчезли, сменившись ощущением его губ.

Дело было не только в силе его поцелуя, но в том, что я отэтого поцелуя питалась. Будто его энергия стала какой-то сладкой жидкостью, иона лилась мне в рот, в горло. Питаться от него не требовало усилий. Он отдавалсебя ardeur'у самозабвенно, как мне и было нужно. Эту энергию я стала вливать вДамиана, и искра его стала разгораться маленьким, трепещущим языком пламени.