Он опомнился, когда звезды исчезли, а ноги с силой ударилисьв землю. Над головой звездное небо, пахнет морем, в сотне шагов залит луннымсветом дворец. На верхних этажах горит свет, мелькнул силуэт, Виктория еще неспит…

— Что за черт, — пробормотал он. — Что уменя, инстинкт, что ли…

Похоже, задумался в дальнем космосе очень глубоко, а потомрешил вернуться, нет, не решил, а ощутил желание, мысль так и не выплыла наповерхность, и вот уже здесь, в человеческом теле, все произошло без участиясознания, как у человека, который десятки раз ходит одной и той же дорогой, такчто и в глубокой задумчивости может прийти к дому. Или, напротив, прийти к тойквартире, где жил раньше, как в случае с тем мужем, что вынес мусорное ведро улюбовницы, а вернулся в ее домашнем халате в свою квартиру.

— Как у гуся, — сказал раздраженно, — что заинстинкт, откуда?

В дом идти не хотелось, с силой потер ладонями виски, селпрямо на траву, потом лег на спину и вперил взгляд в звездное небо. Сейчасученые исходят из того, что Вселенная проста и может быть описанаматематически. Оптимисты! Как если бы все познавший и все повидавшиймудрец-математик Пифагор попробовал бы описать мир XXI века, еще не зная ни одифференциальном или интегральном исчислении, ни о теории множеств или прочихматематических дисциплинах. Или даже не Пифагор, а славный мудрый шаман из племениохотников на мамонтов.

А что, если Вселенная бесконечно сложна… ладно, пусть небесконечно, но намного, намного сложнее? И в ней есть аспекты, что пока неподдаются описанию шамана, а мы от него недалеко ушли?

Он пробормотал громко, неотрывно глядя на звезды ивычеканивая слова, сам пугаясь их смелости:

— Вселенная очень сложна, а это значит, что созданаТворцом. Но если у ее истоков стоит высшее разумное существо, то можнопопытаться получить информацию о ней прямо от этого… Прародителя.

В глазах потемнело, то ли сам что-то сдвинул в организме,больно легко откликается, судя по возвращению из звездных далей, то линастолько ужаснулся самой дерзкой мысли.

Ночной воздух свеж, чист, громко стрекочут цикады, надголовой все так же таинственно перемигиваются крупные звезды. Это, конечно,если смотреть обычными человеческими глазами.

Он затих, старался уловить связь и родство со всем этиммиром, как иногда удавалось: с землей, травой, ночными кузнечиками, свежимвоздухом, подземными ручьями, планетами и звездами, космическими течениями, наволнах которых плывет Земля и вся система со звездой, вокруг которой носятся сбешеной скоростью…

На расстоянии вытянутой руки из темной норки выскакиваюткрупножвалые муравьи, любители пособирать на халяву впадающих в ночное оцепенениешмелей, жуков, сочных мушек. Лунные блики скользят по блестящим металлическимтелам, и то ли свет виноват, то ли настроение, но муравьи вдруг показалисьсуществами совсем-совсем другого мира, даже не марсианскими или сириусянскими,а как будто из другой вселенной.

Он вздрогнул, присмотрелся, по спине прошли мурашки,вздыбили сами по себе металлический гребень, ожелезнили, потом тряхнул головой,велел мышцам успокоиться, это все нереальный лунный свет, при нем все выглядитне так, непривычно. Вот так в Средневековье чуть ли не в каждом встречномвидели оборотня, особенно во время полной луны, а в каждой ночной птице —посланника дьявола.

И все-таки с болезненным интересом продолжал наблюдать замуравьями, проник взором в землю, где по разветвленной сети ходовбезостановочно таскают корм, строительный материал, выносят мусор и какашки,ухаживают за личинками и куколками, выращивают уникальные грибы на подземныхплантациях, суетятся вокруг королевы, откладывающей яйца, укрепляют своды,прорывают новые ходы…

Тоже люди-человеки насекомого мира, тоже строят своеобщество, здесь доминируют, а за теми деревьями уже субдоминируют, умеловыстраивают взаимоотношения с муравьями других пород, тлями, разными животными.

И вдруг из ниоткуда мелькнула неожиданная мысль, на их миробрушивается нечто вроде крупного астероида, что стирает с земли целое поле,где кормилось множество стад тлей! Для муравьев это небесное явление, но насамом деле всего лишь прошел человек, совершенно не обращая внимания намуравьев и траву, даже не замечая, идет ли по траве или по мертвой земле.

Он вздрогнул, всплыло такое же нелепое воспоминание насчеткрупного астероида, что все приближается к Земле, должен столкнуться и в лучшемслучае уничтожить почти всю жизнь, оставив только тараканов и муравьев, а вхудшем — сорвать Землю с орбиты и бросить ее в пылающее жерло Солнца.

А что, если этот астероид — тоже нога… или какая-токонечность иного существа? Ведь и муравьи не видят человека, они замечаюттолько контур его подошвы. Астероид может быть вовсе не астероидом, а…

Голова раскалывалась, он мучительно пытался сосредоточиться,ухватить ускользающую мысль, взвыл от злости, не удается, и, что самое гадкое,чувствовал, что так и не удастся. То, что он сейчас может мгновенноперестраивать свое тело, еще не дало ему способность мыслить ярче, шире,масштабнее, проникать мыслью глубже. Он все еще человек, рожденный в Лесу,знающий Интернет и компьютеры, но все равно ограничен какими-то рамками, егомозг ограничен, мышление ограничено, а здесь весь прикол, как говоритсовременное людье, чтобы взглянуть иначе, по-другому, надо выйти за эти рамки.За рамки обычного мышления.

— Что за дурь? — прорычал он в гневе, когда черепуже начал опасно накаляться — Почему… почему не могу?

Почему, повторил себе уже мысленно, у меня все еще обычныйсверхразум? Почему я все еще лишь неизмеримо сильнее всех людей, и даженеизмеримо быстрее считаю, но от этого умнее не стал?..

Чувствуя, что от попытки взглянуть иначе недалеко и донастоящего безумия, вскочил, одним прыжком по высокой дуге в триста метровоказался на берегу, волны накатывают на ступни, приятно охлаждают пальцы, чтоедва не зашипели. Еще прыжок, очутился в воде, поплавал, не выходя изчеловеческой личины, наконец вылез на берег и рухнул, измученный, на мокрыйпесок. Ни фига, сказал себе словами Мрака, не может такого быть, чтобы природане предусмотрела и такой опасный вариант. Природа, она такая сволочь, оставляетлазейки для всякого, разного. Говорят же, что гения от сумасшедшего отличаеттолько степень безумия. И что безумцы могут видеть мир иначе.

Он зябко передернул плечами, по спине пробежала рябь, сновапревращая спину то в металлическую с шипами, то в белесое желе с торчащимиволосками, то в простую кожу, покрытую пупырышками.

— Только самому не стать бы таким, — пробормоталвслух. — Кто знает, можно ли в сумасшествие войти, а потом выйти. Это неалмазные когти отрастить… И в то же самое время, если бы я тогда не рискнулпосмотреть иначе, я бы не стал таким, не колотился бы лбом в эту очереднуюнезримую для других стену.