Тихонько стрекотали компьютеры, мягко и мелодичнопозванивали телефоны, сотрудники бесшумно проплывали по пушистым коврам – все вдорогих строгих костюмах, а если кто изредка и появлялся в джинсах, то это былинастоящие, тоже очень дорогие джинсы.

Лена открыла кабинет, сняла пальто, размотала шарф.Распустив еще влажные волосы, она причесалась перед зеркалом и, вглядываясь в своеотражение, заметила, как осунулось за эту ночь лицо. Она не только не спала, нои не ела ничего со вчерашнего дня.

Буфеты на первом и двадцатом этажах были еще закрыты, да иеда там довольно поганая. Но у секретарши главного редактора всегда имелся отличныйчай и всякие валютные деликатесы в холодильнике.

Причесавшись, приведя себя в порядок, Лена набрала повнутреннему телефону номер секретарши.

– Катюш, доброе утро.

– Ой, Леночка, ты чего так рано? Ты же предупредила, чтобудешь после двух.

– Ну, так получилось. Я к тебе зайду чайку попить?

– Конечно, заходи, сейчас поставлю. Когда Лена вошла вприемную, секретарша Катя, сочная двадцатипятилетняя блондинка, заваривала чай.На журнальном столике стояла тарелка с бутербродами.

– Я тоже позавтракать не успела, – сообщила Катя, – хочешьйогурт? У меня их полный холодильник. Главный стаканчиков пять в день съедает,а я их терпеть не могу. Мне бы только колбаски, рыбки солененькой, а все этокисломолочное фу! С того и толстею, что жирное-соленое люблю.

– Ничего, тебе идет, – утешила Лена, с удовольствиемотправляя в род ложку сливочного йогурта, – женщина вообще должна быть в теле.

– Ага, тебе хорошо говорить. Сколько тебя знаю, ты всегдахуденькая. Даже сейчас ни грамма лишнего не прибавила, только животик выпирает.А я, если, не дай Бог, забеременею, вообще жиртрестом стану.

Зазвонил телефон. Дожевывая кусок сырокопченой колбасы. Катявзяла трубку.

– Редакция журнала «Смарт». Приемная главного редактора.

– Здрасте, девушка, – услышала она высокий мужской голос, –у вас работает Полянская Елена Николаевна?

– Ас кем я говорю? – спросила Катя. Секунду в трубкемолчали, потом произнесли:

– Руководитель оздоровительного центра «Аист». Она к нам назанятия будет ходить или нет? А то записалась, деньги заплатила и не ходит.

– Минуточку, – Катя прикрыла ладонью трубку и прошептала:

– Лен, ты знаешь, что такое оздоровительный центр «Аист»?Про тебя спрашивают.

Лена взяла трубку.

– Полянская слушает. Трубка молчала и дышала.

– Ну, что, – вздохнула Лена, – будем говорить или помолчим?

Ответом были частые гудки.

Повесив трубку, она отхлебнула чаю и поймала удивленныйвзгляд Кати.

– Лен, это кто? – спросила та почему-то шепотом.

– Так, ерунда. Даже говорить не хочу.

– А если опять позвонят?

– Посылай как можно дальше. Не стесняйся в выражениях, –посоветовала Лена.

Вернувшись в свой кабинет, Лена принялась разбирать новыерукописи и наткнулась на пакет из Вашингтона. Это был рассказ известнойамериканской писательницы Джозефины Уорд-стар, который Лена давно ждала. С этойсемидесятилетней американкой она познакомилась пять лет назад, во время своейпервой поездки в США, и с тех пор часто обменивалась с ней письмами.

Два-три романа Джозефины были опубликованы в России самымбезобразным пиратским способом, с безграмотным анонимным переводом и полнымнарушением авторских прав. Возмущению Джози не было границ, она даже послалаодного из своих адвокатов в Россию, но судиться оказалось не с кем: пиратскоеиздательство бесследно испарилось.

Понадобилось много времени, чтобы уговорить Джози прислатькакой-нибудь рассказ в «Смарт», и вот наконец она решилась, сопроводив рукописьдлинным письмом, адресованным Лене лично.

В письме она подробно рассказывала о трагической гибелисвоей сиамской кошечки Линды, о скандальном разводе своего старшего сынаДжеймса и балетных успехах двадцатилетней внучки Сары, а в конце просила Ленуперевести рассказ лично, не отдавать никаким переводчикам.

Лена с удовольствием углубилась в добротную, уютнуюанглоязычную прозу. Рассказ назывался «Sweet heart», что на русский можноперевести как «Лапушка», и начинался словами: «Its enough for me!» – «С менядовольно!»

«С меня довольно! – подумала Лена, – они мне надоели. Я несобираюсь играть в эти бандитские игры…»

В рассказе герой спрашивал героиню: «И что ты собираешьсяделать дальше?»

«Жить, – отвечала героиня Сюзи, – жить и ждать своихмаленьких радостей…»

В коридоре послышались голоса, захлопали двери. Начиналсярабочий день. В кабинет вошел младший редактор, двадцатитрехлетний оболтус ГошаГалицын. Он только недавно закончил Институт иностранных языков, «родимыймалинник», как он выражался.

В «Смарт» Гошу взяли работать потому, что он был сыномглавного редактора, и отец предпочитал держать непутевое чадо у себя подкрылышком, хотя американской стороной такие вещи не одобрялись.

Целыми днями Гоша играл в компьютерные игры, слонялся покоридорам и распивал чаи с секретаршами на всех этажах. Когда он только начиналработать, Лена попыталась загрузить его переводами и редактурой, как просил ееГалицын-старший, но недели через две поняла, что лучше Гоше вообще ничего неделать – ущерба меньше.

– Видишь, Ленка, как я хреново работаю, – весело говорил он,– я ведь хотел быть рок-музыкантом, ударником. Я, кстати, классный ударник. Унас группа была – полный отпад. «Мавзолей» называлась. Ты, может, слышала? Нет?Ну, не важно, ты – другое поколение. От нас вся Москва тащилась, и Питер тоже.Конечно, иногда мы под кайфом работали, без этого нельзя. А как предки увиделимои вены… Ух, что было! Папашка озверел, даже хотел меня в армию сдать. Нововремя очухался, отмазал. Просто испугался – вдруг в Чечню пошлют? Я же у нихединственный. Устроил он меня в этот гребаный иняз, а там – одни бабы! И пятьлет меня то отец, то мать на машине в институт возили, из института забирали,дома на десять замков запирали.

– Что же ты дальше делать собираешься? – спросила его тогдаЛена.

– Не знаю. Перекантуюсь как-нибудь. Я еще не определился. Тыже папашке не стукнешь, что я не работаю, а дурака валяю?

Лена чувствовала себя неловко. Вообще-то, конечно, надо былобы хоть намекнуть Александру Викторовичу Галицыну, что его сын не хочет и неможет работать младшим редактором, но, с другой стороны, «стучать» на Гошу нехотелось. Каждый раз на вопрос Галицына-старшего: «Ну, как мой Егор?» – Ленауклончиво отвечала: «Ничего, справляется».