Тетя Нинель на мгновение растерялась. Она и не подозревала,что Таня может так взорваться. Обычно девочка все терпела молча. К тому же женедяди Германа пришло в голову, что, если девочка будет жить на вокзале, об этомразнюхают репортеры и это помешает дальнейшему продвижению ее супруга вдепутатской комиссии «Сердечная помощь детям и инвалидам». А если учесть, чточерез два месяца выборы, скандал тем более не нужен.

– Очень испугала... Да живи ты хоть на помойке! Афутляр я все-таки вышвырну не сегодня, так завтра. Нечего такому страшилищуделать в нашей квартире, – буркнула тетя Нинель уже не так яростно, скореепросто чтобы сразу не сдавать позиций, и, грузно повернувшись на толстыхпятках, отправилась на кухню.

Таня же подобрала портфель с учебниками – кошмарный тесныйпортфель, на котором была изображена лупоглазая кукла и который годился самоебольшее для первого класса, – и вышла на площадку.

Дожидаясь лифта, она слышала, как истерично визжит Пипа, атетя Нинель, оправдываясь, лепечет ей:

– Ну что я могу? Нам сейчас совсем не надо скандала. Тыже знаешь, у папы скоро выборы! Он такой беспокойный, такой нервный, а тут ещеэти постоянные просители притаскиваются к нему на прием!.. Разве им мало того,что папа ежегодно жертвует в пользу бедных по две тонны просроченных консервов,не считая старой одежды? Ну ничего, очень скоро мы выбросим весь грязный хламэтой нищенки, вот увидишь!

По дороге, да и после, в самой школе, Таня постоянно думала,увидит ли снова свой футляр или нет. Тетя Нинель отыскала прекрасный способ,как отравить ей весь день. Да и множество других дней тоже.

* * *

Оказавшись в школе, Таня вскоре поняла, что Пипа совершеннонапрасно прогуляла контрольную. Напрасно потому, что контрольную отменили, авместо нее устроили экскурсию в Оружейную палату, которая должна была быть вследующий четверг.

После первого урока поднялась жуткая суета. На школьный дворвъехал красный автобус с табличкой «ЭКСКУРСИОННЫЙ» и стал сигналить. Класснаяруководительница Ирина Владимировна суетливо размахивала руками – если бы этобыли не руки, а крылья, она непременно бы взлетела – и кричала:

– Дети, вы слышите меня? Контрольная отменяется! Все,кто сдавал деньги, садятся в автобус! Остальные идут помогать уборщице мытьлестницу с первого этажа по пятый!

Таня вздохнула, предчувствуя, что это относится к ней.Дурневы оплатили только экскурсию Пипы. Тане они никогда ничего не оплачивали –ни подарки на Новый год, ни театры, ничего. Даже за школьные завтраки илипроездные билеты дядя Герман всегда сдавал деньги с величайшей неохотой, и то лишьпотому, что, откажись он их сдавать, это сразу бросилось бы в глаза. Чтокасается карманных средств, то о них можно было и не заикаться. Единственнымиденьгами, которые Таня держала в руках за всю свою жизнь, была монетка в пятьрублей, которую она нашла как-то зимой, вмерзшей в лужу. Она так растерялась,что не знала, как ее потратить. Монетка долго лежала у нее в кармане, а потомтетя Нинель нашла ее и заявила, что Таня украла ее у Пипы. Кстати, Пипе закаждую пятерку платили по пятьдесят рублей, а за четверку по сорок. Впрочем,чаще Пипа перебивалась тридцатниками.

Пока ее одноклассники забирались в автобус, Таня продолжаларастерянно стоять рядом, прикидывая, заставят ли ее возить по ступенькамтряпкой или можно будет хотя бы попроситься носить воду. Она уже повернулась,чтобы уйти, но Ирина Владимировна догнала ее и, озабоченно подпрыгивая на месте– она вообще вела себя точь-в-точь как курица, – закудахтала:

– Гроттер! Татьяна! Почему ты не в автобусе? Тебеособое приглашение надо?

– Мне не особенно хочется... Терпеть не могу этимузеи, – стараясь не смотреть на нее, сказала Таня.

Ирина Владимировна еще раз подпрыгнула.

– Не правда, Гроттер! Ты просто знаешь, что за тебя неплатили! Но платили за Пенелопу. Все равно деньги пропадут. Марш в автобус и незаставляй меня нервничать!..

Не веря в такую удачу, Таня поскорее забралась в автобус.Разумеется, Дурневы три года потом будут ее попрекать, что обваренная кипяткомнесчастненькая Пипа валялась чуть ли не в коме и не сходила по ее вине вОружейную палату, ну да они и так бы отыскали, чем ее кольнуть. А пока можносидеть в автобусе, смотреть в окно на проплывающие мимо дома и радоваться. Апотом еще будет экскурсия и такая же долгая дорога назад в школу. Целых полднясчастья! А все, что будет потом, можно просто-напросто выбросить из головы, ивсе дела.

Таня нашла себе неплохое местечко у окна, где рядом с нейсидел угрюмый молчун Генка Бульонов, от которого не стоило ждать никакихгадостей, и приникла лбом к стеклу. Тяжело покачнувшись, автобус выехал из школьногодвора.

Замелькали серые влажные дома. Заискрились вывескимагазинов. Пестрой карточной колодой рассыпались слепящие яркостью деревья.Светофоры подмигивали. Грязные лужицы разлетались веселыми брызгами. Прохожиеоглядывались на автобус, и Тане казалось, что каждый смотрит именно на нее идумает: «Везет же ей, вот она едет в Оружейную палату, а у меня всякие скучныедела!»

Когда они проезжали по их району, пару раз мелькнули большиерекламные щиты. С плакатов смотрел розовый и веселый дядя Герман. «Самый добрыйдепутат – ваш депутат!» – гласила надпись под его фотографией.

На плакате дядя Герман и вправду выглядел неплохо.

Только одна Таня да еще, пожалуй, Пипа с тетей Нинельюзнали, сколько часов провозился с дядей Германом фотограф и сколько ваты онвелел ему подложить за щеки, чтобы дядя Герман чуть меньше был похож навурдалака.

Но теперь даже торчавшая повсюду физиономия «самого доброгодепутата» не могла отравить Тане радость. Она ехала в музей! Впервые в жизни ейперепало что-то приятное! Вот уж точно на небе что-то перепутали, и рогизобилия, проливавшийся всегда на Пипу, пролился по ошибке на нее.

– Ты... это... – раздался рядом чей-то хриплыйголос. Таня удивленно повернулась. Похоже, это произнес Бульонов, а она совсемзабыла о его существовании. Равно как и о том, что он вообще умеетразговаривать.

– Чего тебе, Бульон?

– Ничего... – буркнул Бульонов и вновь погрузилсяв молчание. Вид у него был такой довольный, будто он уже наобщался на десятьдней вперед.

– Ну а ничего, так и помалкивай! Разболталсятут! – фыркнула Таня и, мгновенно забыв о своем соседе, вновь заняласьпроисходящим за окном.