— Что за дивный клинок!.. Никогда такого не видела.

— Второго такого и нет, — промолвил я.

Рука моя чуть подрагивала, и клинок слегка поворачивался,отражая свет. Меч то казался залитым нечеловеческой оранжевой кровью, то лежална моих коленях белый как снег, то розовел женским соском и подрагивал вместе смоей рукой.

Я гадал, как сумела Лоррейн увидеть во время попыткиконтакта то, чего не видел я сам. Она просто не могла придумать ничего стольподходящего случаю.

— Есть нечто странное и в тебе, — сказал я.

Она помолчала, пока пламя свечи не колыхнулось несколькораз, затем произнесла:

— У меня есть второе зрение. Слабое. Моя мать виделалучше, и мне говорили, что моя бабка была колдуньей. Но я ничего такого неумею. Ну, почти. Давно уже не пробовала. Если я ворожу, то всегда теряю больше,чем получаю.

Потом она умолкла, и я переспросил ее:

— Что ты имеешь в виду?

— Я приворожила к себе моего мужа, — ответилаона, — и кем он оказался? Не пытайся я ворожить, была бы много счастливей.Я хотела хорошенькую дочку… а случилось совсем другое…

Лоррейн вдруг умолкла, и я понял, что она плачет.

— В чем дело? Я не понимаю…

— Я думала, ты знаешь…

— Нет, боюсь, что нет.

— Она-то и была тем ребенком, которую нашли мертвой вКругу Фей. Я думала, ты знаешь…

— Сожалею.

— Как я хотела бы, чтобы у меня никогда не было никрохи этого дара!.. Теперь я не пользуюсь им. Но он не покидает меня, приноситзнаки и видения — и никогда о том, что я могу изменить. О, если бы только онооставило меня и смущало кого-нибудь другого.

— Вот этого-то и не будет, Лоррейн. Жить тебе с этим доконца.

— Откуда ты знаешь?

— В прошлом я знавал таких, как ты.

— И у тебя тоже есть дар, так?

— Да.

— Значит, и ты чувствуешь, что снаружи есть нечто?

— Да.

— И я чувствую. А ты знаешь, что оно делает?

— Ищет меня.

— Я тоже чувствую это. А зачем?

— Может быть, чтобы испытать мою силу. Оно знает, что яздесь. И раз я — новый союзник Ганелона, оно хочет разобраться, кто я и что изсебя представляю…

— Это сам рогатый?

— Не знаю. Впрочем, не думаю.

— А почему?

— Если я действительно могу погубить эту тварь, едва лиона будет искать меня здесь — в твердыне своего врага, без помощи и поддержки.Должно быть, это кто-то из ее слуг. Может быть, уж не знаю как, именно поэтому призракотца… не знаю. Если посланец сумеет найти меня и открыть мое имя, рогатый будетзнать, к чему готовиться. Если он сумеет войти и убить меня — проблема решена.Если же я убью посланца, это откроет хотя бы столько о моей силе. Что бы нислучилось, рогатый извлечет из этого выгоду. И ему пока незачем рисковатьсобственной черепушкой.

Мы ожидали в полутемной комнате, минуты сгорали в пламенисвечи.

— Что ты имел в виду, когда сказал «откроет мое имя»?Какое имя? — спросила Лоррейн.

— Имя того, кто почти не пришел сюда, — ответил я.

— Значит, оно может откуда-то знать твое имя?

— Не исключено, — ответил я.

Лоррейн отодвинулась подальше.

— Не пугайся, — сказал я, — я тебе вреда непричиню.

— Я все равно боюсь, и ты причинишь мне вред! —ответила она. — Это я знаю! Но я хочу тебя! Почему я хочу тебя?

— Понятия не имею, — ответил я.

— Что-то бродит там, за окном! — в легкой истерикекрикнула Лоррейн. — И все ближе! Ближе! Слушай! Слушай!

— Заткнись! — рявкнул я. Холодные мурашки побежалипо спине, петлей сдавило горло. — Скорей, прячься туда, за кровать.

— Я боюсь темноты, — пожаловалась она.

— Живей, иначе я оглушу тебя и сам туда запихну. Здесьты будешь только мешать.

Взмахи тяжелых крыльев заглушили рев непогоды. О камничто-то заскрежетало, и Лоррейн рванулась исполнять мой приказ.

И тут на меня уставилась пара кровавых сверкающих глаз,стремившихся заглянуть прямо в душу. Я отвел взгляд. Тварь стояла перед окномна карнизе и разглядывала меня.

Более шести футов было в ней, изо лба выступали громадныеветвистые рога. Нагое бесполое тело как пепельно-серый мундир, громадные крыльяисчезали в ночи за окном. В правой руке тварь сжимала короткий тяжелый меч изтемного металла, на котором плясали руны. Левой рукой она вцепилась в решетку.

— Входи себе на погибель, — крикнул я и поднялмеч.

Существо хихикнуло, фыркнуло, хихикнуло снова. И попыталосьопять заглянуть мне в глаза, но я отводил взгляд: если оно поглядит подольше,то узнает меня — как те кошки. Потом оно заговорило, словно фагот, выдуваяслова.

— Ты не он, — сказало оно. — Ты меньше истарше. Но… клинок… он может быть его. Кто ты?

— А ты кто? — спросил я.

— Стригаллдвир мое имя. Призови меня, чтобы я могвыесть твое сердце и печень.

— Призвать? Да я и выговорить-то его не смогу. А отмоего цирроза у тебя будет несварение желудка. Убирайся!

— Кто ты? — повторило оно.

— Мисли, гамми гра’дил, Стригаллдвир! — воскликнуля, и тварь дернулась, словно от пинка.

— Ты хочешь изгнать меня столь простымзаклинанием? — спросила она, вновь став на карниз. — Я не из низшихсуществ.

— Но и такое доставляет тебе кое-какие хлопоты.

— Кто ты? — повторило существо.

— Не твое дело, Чарли. Пташка, пташка, лети-ка домой…

— Четырежды должен я спросить и четырежды не получитьответа, прежде чем я смогу войти и убить тебя. Кто ты?

— Нет, — отвечал я, вставая, — входи и горисиним пламенем!

Оно вырвало решетку и прыгнуло внутрь, загасив при этомсвечу.