— Тот, которого я знал, точно был, — согласилсяГанелон. — Он изгнал меня из страны, которую не обнаружить ни знанием, нихитростью.

— Ты об этом никогда не говорил, — сказалЛанс. — Как же все произошло?

— Не твое это дело, — ответил Ганелон, и Лансумолк.

Я извлек трубку — два дня назад я разжился ею. Ланс сделалто же. Она была из глины и тянула горячо и крепко. Раскурив, мы все трое молчапотягивали дым.

— Да, сработано было крепко, — сказалГанелон. — Давайте забудем об этом.

Забыть, конечно, никто не мог, но теперь мы тщательноизбегали этой темы.

И если бы не темный Круг, посидеть и отдохнуть было бы,пожалуй, приятно. Вдруг я ощутил, что эти люди стали мне близки. Захотелчто-нибудь сказать, но ничего подходящего в голову не приходило.

Ганелон прервал молчание, возвратившись к насущным делам:

— Значит, ты хочешь ударить, прежде чем они нападут нанас?

— Правильно, — согласился я. — Перенесемвойну на их территорию.

— Беда-то вся в том и заключается, что это теперь ихтерритория, — сказал он. — Они теперь знают ее лучше, и кому ведомо,какие силы способен враг призвать себе на помощь?

— Надо просто убить рогатого, и все рухнет, —ответил я.

— Может быть. А может, и нет. Возможно, ты сумеешьсправиться с ним, — сказал Ганелон. — Сумел бы я — не знаю, разве чтоповезет. Он слишком подл, чтобы так вот запросто умереть. Я полагаю, что всетот же, каким был несколько лет назад — но могу и обманываться. Что, если яослаб? Эта проклятая сидячая работа! Никогда ее не желал.

— Знаю, — сказал я.

— Я тоже, — согласился Ланс.

— Ланс, а не поступить ли нам, как подсказывает нашдруг? — спросил Ганелон. — Не следует ли нам атаковать?

Тот хотел было пожать плечами и уклониться от ответа, нопередумал.

— Да, — ответил он. — Они едва не одолелинас, когда умер король Утер. А теперь мы не нападаем, потому что боимсяпоражения. О, конечно, победа достанется им нелегко, мы нанесем врагу тяжкийурон. Но, я думаю, они пересилят… Посмотрим, что там у них, хорошо всеобмозгуем, а потом решим, готовиться ли к нападению.

— Хорошо, — сказал Ганелон. — Меня уже тошнитот ожидания. Вернемся — напомнишь мне подумать обо всем еще разок.

И мы отправились в разведку.

Сперва мы ехали на север, потом выбрали удобное место испрятались в холмах, откуда был виден Круг. Там, внутри, они поклонялисьчему-то или упражнялись с оружием. Я прикинул — их было тысячи четыре. У нас —не больше двадцати пяти сотен. Были там и странные летучие, ползучие и прыгучиетвари, издаваемые ими звуки разносились повсюду. Но сердца наши не дрогнули.Угу, как же.

Все, что мне требовалось — несколько минут с глазу на глаз сих вожаком, и так или иначе, все будет решено. Все, полностью. Я не мог сказатьоб этом друзьям, но правда была именно такова.

Дело в том, что я-то и был виноват во всем этом, хотя бычастично. Круг — моя работа, мне от него и избавляться, если сумею.

А уверенности в этом у меня не было.

В страдании, ярости, ужасе и муке вызвал я это проклятие кжизни. И на всех землях отразилось оно. Такова цена кровавого проклятия принцаАмбера.

Мы следили за Стражами Круга всю ночь, а утром уехали.

И решили — атаковать!

На обратном пути нас никто не преследовал. А когда мывернулись в Твердыню Ганелона, то засели за планы. Наши силы были уже вотличной форме, и мы решили атаковать как можно скорее.

Лежа рядом с Лоррейн, я сказал ей об этом. Она должна былазнать. Я мог унести ее отсюда в Тень этой же ночью, если бы только онасогласилась.

Но Лоррейн возражала.

— Я останусь с тобой, — сказала она.

— Хорошо.

Я не раскрыл ей, что все будет решено моею рукой, но,похоже, она догадывалась об этом и по какой-то причине верила мне. Я бы неверил, но в конце концов, это ее право.

— Ты знаешь, чем все может обернуться, —предупредил я.

— Знаю, — отвечала она, и было ясно, чтодействительно знает.

Потом мы занялись кое-чем еще, а позже — уснули.

Ей приснился сон.

Утром Лоррейн сказала мне об этом.

— И что же ты видела? — спросил я.

— Предстоящую битву, — объяснила она, — и тыбился с рогатым.

— И кто победил?

— Не знаю. Только пока ты спал, я сделала кое-чтополезное для тебя.

— Лучше бы ты этого не делала. Обычно я сам о себезабочусь.

— А потом я увидела свою смерть.

— Давай-ка я заберу тебя отсюда в укромное место.

— Нет, мое место здесь, — твердо заявила она.

— Я не собираюсь лишать тебя свободы, — сказаля, — просто мне по силам спасти тебя от привидевшейся во сне судьбы.Поверь, для меня в этом нет ничего сложного.

— Я верю тебе, но никуда отсюда не уеду.

— Чертова дура!

— Я хочу остаться.

— Ну, как хочешь… Слушай, а может, мне послать тебя наКабру?

— Нет.

— Проклятая дура!

— Я знаю. Я люблю тебя.

— Глупая, правильно надо говорить: «Ты мне нравишься».Помнишь?

— Ты справишься с ним, — сказала она.

— Иди к черту! — ответил я.

И она тихо заплакала и не могла успокоиться, пока я неутешил ее еще раз.

Такова была Лоррейн.

В то утро я задумался обо всем. И о своих братьях и сестрах,словно об игральных картах, что было мягко говоря неверно. Я вспомнил клинику,где очнулся, вспомнил, как прошел Образ в Ребме, о Мойре, которая сейчас была,должно быть, с Эриком. Я подумал о Блейзе, о Рэндоме, Дейдре, Каине, Джерарде иЭрике…