Я ударил навстречу, и посыпались искры, когда Грейсвандиррубанул по темному руническому мечу. Потом отпрыгнул назад. Глаза мои привыклик полутьме, и, хоть свеча и погасла, я видел тварь. Существо тоже видело меня ибыло посильнее смертного — как, впрочем, и я сам. Мы кружили по комнате. Изокна садил ледяной ветер, холодные капли хлестали в лицо. Когда я в первый разранил тварь в грудь — длинный порез, — она не проронила ни звука, хотя покраям раны заплясали огоньки. После второй раны — в плечо — существоразразилось проклятиями.

— Сегодня я высосу мозг из твоих костей, — оралооно, — а потом высушу их и со всем доступным искусством вырежу наборфлейт! И когда я буду играть на них, дух твой будет корчиться в бестелеснойагонии!

— Красиво зажигаешь, — отвечал я.

Оно слегка замедлило движения, и у меня появился шанс.

Я отбил в сторону темный меч. Мой выпад был великолепен,клинок вошел прямо в середину груди и вышел из спины.

Тварь взвыла, но не упала. Грейсвандир вырвался из моейладони. Языки пламени охватили рану. Существо стояло передо мной и горело. Апотом шагнуло ко мне. Я схватил стул и выставил его вперед.

— У меня сердце не там, где у людей, — проговорилосущество.

И ударило мечом, но я стулом отвел удар и ножкой попал ему вглаз. Затем, отбросив стул, я ухватил его за правую руку, вывернул ее в сторонуи изо всех сил ударил по локтю. Раздался треск, рунический меч звякнул об пол.Левой рукой существо ударило меня по голове, и я упал.

Оно метнулось к мечу, но я ухватил его за лодыжку и дернул.Оно растянулось на полу. Я навалился сверху и потянулся к горлу. Голову мнепришлось прижать к груди, упереться в плечо врага — левой рукой он терзал моелицо.

Мои руки сдавили его горло смертной хваткой, и глаза егостремились к моим. На этот раз я не стал отводить взора. А потом что-токольнуло в основание мозга, и мы оба узнали то, что узнали.

— Ты! — ухитрилось оно выдохнуть, прежде чем ястиснул руки и выдавил жизнь из этих кроваво-красных глаз.

Я встал, поставил ногу на труп и вырвал Грейсвандир.

Как только меч вышел из раны, тварь загорелась и полыхала дотех пор, пока от трупа не осталось ничего, только закоптелое пятно на полу.

А потом ко мне подошла Лоррейн. Я обнял ее, и она попросилапроводить ее домой… спать. Так я и поступил. Больше мы уже ничего не делали,просто лежали вместе, пока она не выплакалась и не уснула. Вот так я иповстречал Лоррейн.

Не слезая с лошадей, мы втроем — Ланс, Ганелон и я —смотрели с высокого холма на проклятое место. Поднявшееся к полудню солнцесветило нам в спину. Раскинувшаяся впереди картина подтвердила мои опасения.

Место было сродни тому искореженному лесу, что лежал к югуот Амбера.

«Ох, отец мой! Что же я натворил?» — проговорил я про себя,но ответ был уже перед моими глазами: Круг Тьмы, простиравшийся, доколе толькохватало глаз.

Через прорези забрала рассматривал я его: обугленную, унылуюземлю, издававшую зловоние. В эти дни я не поднимал забрала. Люди смотрели наэто как на прихоть, но мое положение давало мне право на чудачества. Прошло двенедели после битвы со Стригаллдвиром. Я надел шлем наутро, прежде чем выполнитьто, что обещал Лоррейн, и вздуть Харальда. Размерами я уже был прежний, так чтолучше прикрыть лицо.

Теперь я весил уже под девяносто килограммов и чувствовалсебя почти как раньше. Раз уж я могу помочь очистить край по имени Лоррейн отэтой грязи, я знал, что по крайней мере попробую сделать то, чего больше всегожелаю. И, быть может, добьюсь успеха.

— Так, — сказал я, — не вижу там войска.

— Для этого надо ехать на север, — ответилЛанс, — и мы, вне сомнения, увидим их, когда начнет смеркаться.

— Далеко?

— Лиги три или четыре. Они маневрируют.

До Круга мы ехали два дня. От подвернувшегося на рассветедозора мы узнали, что внутри у границ Круга по ночам постоянно собираютсявойска. Проводят какие-то учения, а к утру исчезают в глубине Круга. А над нимпостоянно висит темная туча, хотя гроза все не разражается.

— Позавтракаем здесь, а уже потом поедем насевер? — спросил я.

— Почему бы и нет? — ответил Ганелон. — Яголоден, а время у нас пока есть.

Мы спешились и перекусили вяленым мясом, запивая его влагойиз фляжек.

— Не понимаю я этой записки. — Ганелон рыгнул,похлопал себя по животу и раскурил трубку. — В грядущей битве он будетрядом или нет? И где он? Где, если собирается помогать? День битвы все ближе иближе.

— Забудь о нем, — ответил я. — Это, наверно,была шутка.

— Не могу, разрази меня гром! — воскликнул он вответ. — Все кажется настолько странным!

— В чем дело? — удивился Ланс, и тут я понял, чтоГанелон пока ничего еще не сказал ему.

— Мой прежний сеньор, лорд Корвин, прислал сптицей-посланником странную весть, мол, он идет, — объяснилГанелон. — Я думал, он давно мертв, но это послание… До сих пор не могупонять, что это значит.

— Корвин? — переспросил Ланс, и я затаил дыхание —Корвин из Амбера?

— Из Амбера и Авалона.

— Забудь про это послание.

— Почему?

— Он человек без чести, и слова его ничего не стоят.

— Ты знаешь его?

— Я слыхал о нем. Давным-давно он правил в этой стране.Разве ты не помнишь сказаний о демоне-властелине? Все они таковы. И Корвин нелучше, только было это задолго до нас. Самым лучшим днем его правления оказалсятот, когда он отрекся и бежал, ибо видеть тут его больше никто не желал.

Это не было правдой! Или же было?

Бесконечное множество теней отбрасывает Амбер, много тенейотбрасывал и мой Авалон, ибо в нем был я. На многих землях знают меня; хотяникогда не ступал я там, но тени мои ходили, перевирая мои дела и мысли.

— Нет, — отвечал Ганелон. — Я никогда непридавал значения старым россказням. Интересно, неужели известный мне Корвин —тот самый, что правил здесь?

— Весьма вероятно, — вмешался я, решив перехватитьинициативу в разговоре. — Но если он правил столь давно, то, верно, ужодряхлел или умер.

— Он был колдуном.