— Для начала напиться.

Микель выпил не больше полстакана, зато я уговорила целуюбутылку, даже не заметив этого, к тому же на голодный желудок. Ближе к полуночименя стало неодолимо клонить в сон, и я рухнула на софу. Мне приснилось, чтоМикель накрыл меня пледом и нежно поцеловал в лоб. Утром я проснулась, ощущаяужасную пульсирующую боль в висках — первый признак сильного похмелья.Проклиная тот час, когда Микелго пришла в голову идея напоить меня, яотправилась искать его по всей квартире, но никого не было. Я подошла к письменномустолу и заметила записку, оставленную на пишущей машинке. В ней Микель просилменя не волноваться и ждать его дома. Он сам отправился на поиски Хулиана искоро приведет его к нам. В конце он приписал, что любит меня. Записка выпала уменя из рук. Я вдруг заметила, что Микель, перед тем как уйти, убрал свои вещис письменного стола, словно не собирался больше за него садиться. В тот моментя поняла, что больше никогда его не увижу.

В тот вечер в редакцию «Диарио де Барселона» позвонилпродавец цветов и оставил для Микеля сообщение. В нем говорилось, что он виделкакого-то человека, как призрак бродившего возле бывшего особняка Алдайя. Былоуже за полночь, когда Микель подошел к дому № 32 на проспекте Тибидабо.Улица казалась мрачной и пустынной, лишь стрелы лунного света пронизывалитемноту засаженной деревьями аллеи. Хотя они не виделись семнадцать лет, Микельсразу узнал Хулиана по его легкой, почти кошачьей походке. Каракс неслышнопроскользнул мимо фонтана в темный сад, перепрыгнул через ограду и, словнобеспокойный зверь, замер, наблюдая за домом. Микель хотел было окликнуть его,но предпочел не привлекать внимание ненужных свидетелей. Ему казалось, что изокон соседних домов испуганные взгляды тайком наблюдают за всем происходящим напроспекте. Он обошел сад и за домом, в каменной стене ограды, за которойкогда-то находились теннисные корты и конюшни, обнаружил углубления,послужившие Караксу ступеньками. Рядом, на земле, были разбросаны отколотыекуски камня. Микель, подтянувшись на руках, почти не дыша, смог забраться настену, но тут же почувствовал острую колющую боль в груди. У него потемнело вглазах. Вытянувшись на стене, ощущая, как дрожат руки, почти ничего не видя отболи, он шепотом окликнул Хулиана. Фигура у фонтана застыла, так что стала бынеотличима от остальных статуй, если бы не блеск в глазах, пристальновглядывавшихся в Микеля. Микель спрашивал себя, узнал ли его Хулиан, ведьпрошло почти семнадцать лет, а болезнь так сильно изменила его. Силуэт медленноприближался к Микелю, сжимая в правой руке длинный блестящий предмет. Стекло.

— Хулиан… — снова прошептал Микель. Человек резкоостановился. Микель услышал звон стекла, упавшего на гравий дорожки. Внезапноиз тени показалось лицо Хулиана, худое, заросшее двухнедельной щетиной.

— Микель?

Не в силах ни спрыгнуть со стены в сад, ни спуститьсяобратно на улицу, Микель протянул ему руку. Хулиан взобрался на ограду и ссилой сжал руку друга, коснувшись другой рукой его лица. Они долго смотрелидруг на друга, молча, словно каждый ощущал кожей все те бесчисленные раны,которая жизнь нанесла другу.

— Нам нужно уходить отсюда, Хулиан. Тебя ищет Фумеро.Вся история с Алдайя была западней.

— Я знаю, — пробормотал Хулиан безжизненнымголосом.

— Дом заперт. Уже много лет здесь никто не живет. Давай,помоги мне спуститься, и пойдем отсюда.

Каракс вновь вскарабкался на каменную стену. Он обхватилМикеля двумя руками и почувствовал, какое у того иссохшее тело под слишкомпросторной одеждой. Кожа да кости, почти без плоти и мускулов. Спустившись,Хулиан подхватил Микеля под мышки, почти взвалил на себя, и они быстро пошли потемной улице Роман Макайя.

— Что с тобой? — шепотом спросил Каракс.

— Ничего серьезного. Какая-то лихорадка. Но мне уженамного лучше.

Но от Микеля пахло болезнью, так что Хулиан не стал большени о чем расспрашивать. Они спустились по улице Леона XIII до проспектаСан-Хервасио, где показались огни кафе. Друзья заняли столик в глубине,подальше от окна. В кафе было пусто, только двое завсегдатаев скучали застойкой бара в дыму сигарет и под воркование радио. Официант с бледно-восковымлицом и потупленным взглядом принял заказ. Теплое бренди, кофе и чего-нибудьперекусить.

Микель к еде не притронулся. Каракс же, голодный, сжадностью ел за двоих. Они смотрели друг на друга в липком полумраке кафе,словно завороженные быстротечностью времени. Когда они виделись в последнийраз, обоим было в половину меньше лет, чем теперь. Они расстались детьми, и вотсудьба вновь свела их, превратив одного в беглого преступника, а другого вумирающего калеку. Оба спрашивали себя, жизнь ли сдала им такие карты, или жеони сами так разыграли эту партию.

— Я ведь не поблагодарил тебя за все то, что ты сделалдля меня за эти годы, Микель.

— Не надо. Я сделал то, что был должен и хотел сделать.Меня не за что благодарить.

— Как Нурия?

— Так же, как ты ее оставил.

Каракс опустил глаза.

— Два месяца назад мы поженились. Не знаю, писала лиона тебе об этом.

Каракс не смог разомкнуть губы и лишь отрицательно покачалголовой.

— Ты не имеешь права ни в чем упрекать ее, Хулиан.

— Знаю. Я не имею права ни на что.

— Почему ты сразу не пришел к нам?

— Я не хотел подвергать вас опасности.

— Это уже не в твоей власти. Где ты провел все эти дни?Ты будто сквозь землю провалился.

— Так оно и было. Почти. Я был дома. Дома у отца.

Микель посмотрел на него с удивлением. И Хулиан рассказалему, что, приехав в Барселону, он не знал, куда податься, и пришел в тот дом,где провел детство. Он боялся, что никого там не застанет. Но мастерская былана своем месте, открытая, а за прилавком томился лысый старик с потухшимвзглядом. Хулиан решил, что не будет ни заходить, ни сообщать отцу, что онприехал, но Антони Фортунь заметил незнакомца по другую сторону витрины. Ихвзгляды встретились, и Хулиан словно оцепенел. Из глаз шляпника покатилисьслезы, он выбежал на улицу и, не говоря ни слова, затащил сына в магазин. Потомбыстро опустил решетки на окнах и, как только они оказались недосягаемыми длявнешнего мира, Фортунь, плача навзрыд, бросился Хулиану на шею.

Шляпник рассказал сыну, что полиция уже искала его здесь двадня назад. Некто Фумеро, человек с дурной репутацией, который, как говорили,еще месяц назад состоял на службе у головорезов генерала Годеда, а теперь былна короткой ноге с лидерами анархистов, сказал ему, что Каракс едет вБарселону, что в Париже он хладнокровно убил Хорхе Алдайя и что его разыскиваюттакже и за другие преступления, список которых шляпник слушать не стал. Фумеродобавил, что не сомневается: если по какому-нибудь невероятному стечениюобстоятельств блудный сын объявится здесь, шляпник непременно выполнит свойгражданский долг и сообщит об этом куда следует. Фортунь заверил его в своейполной лояльности. Шляпника, конечно, задело, что такая змея как Фумеро даже несомневается в его подлости. Как только свора полицейских покинула магазин,Антони направился в часовню собора, где когда-то познакомился с Софи, и сталгорячо молиться своему святому, чтобы тот направил стопы сына к отчему дому, покане стало слишком поздно. Когда Хулиан пришел в мастерскую к отцу, шляпник сразуже предупредил его о нависшей над ним угрозе.