— Какое бы дело ни привело тебя в Барселону, сынок,позволь сделать его за тебя, пока ты будешь прятаться в моем доме. Твоя комнатапо-прежнему такая, как ты ее оставил, и она всегда будет твоей, пока ты в этомнуждаешься.

Хулиан признался, что приехал разыскать Пенелопу Алдайя.Фортунь поклялся сыну, что найдет ее, а когда они воссоединятся, поможет имбежать и укрыться в надежном месте, подальше от Фумеро, от прошлого, от всего.

Несколько следующих дней Хулиан провел в доме наСан-Антонио, а его отец метался по всему городу, пытаясь разыскать следыПенелопы Алдайя. Каракс жил в своей бывшей комнате, где Фортунь ничего непоменял, как и сказал. Все вещи так и остались на своих местах, но почему-тотеперь они казались Хулиану очень маленькими, словно дома, окружающие предметы,да и сама жизнь со временем уменьшались в размерах. Там были его старыететради, карандаши, которые он очинил в день бегства в Париж, книги, так и недождавшиеся, что их прочтут, чистая одежда в шкафу. Шляпник рассказал, что Софиушла от него вскоре после бегства Хулиана. Фортунь долго ничего не знал о ней,но однажды она написала ему из Боготы, где уже давно жила с другим мужчиной.Они стали переписываться, «всегда вспоминая о тебе», признавался шляпник, «ведьты — единственное, что нас объединяет». Когда шляпник говорил это, Хулианупоказалось, что он все еще надеется вернуть любовь жены, хотя давно уже потерялее.

— По-настоящему любишь только раз в жизни, Хулиан, ноне всегда понимаешь это.

Фортунь, казалось, решил вступить в гонку со временем, чтобызаново прожить жизнь, которая ему самому не удалась. Он не сомневался, чтоПенелопа для Хулиана — любовь всей его жизни, и верил, сам того не сознавая,что, если сейчас поможет найти ее, быть может, и ему самому удастся найтипотерянное, заполнить гнетущую пустоту, яростно, словно проклятие, въедавшуюсяему в кожу и кости.

Несмотря на все усилия Фортуня и к его великомуразочарованию, вскоре он убедился, что в Барселоне нет и следа Пенелопы, да ивсей семьи Алдайя. Человек скромного происхождения, всю жизнь работавший, чтобыхоть как-то держаться на плаву, Антони Фортунь никогда не был вполне уверен внеколебимости богатства и высокого общественного положения. Пятнадцати летнищеты и лишений оказалось достаточно, чтобы стереть с лица земли дворцы,другую собственность, да и вообще следы некогда знаменитого рода. Приупоминании фамилии Алдайя кому-то еще она казалась знакомой, но никто уже непомнил, кому она принадлежала. Когда Микель Молинер и Нурия Монфорт пришли вмагазин Фортуня, чтобы узнать о Хулиане, шляпник решил, что они — агентыинспектора Фумеро. Он никому больше не позволит отнять у него сына. Пусть хоть самвсемогущий Господь, который всегда был глух к его мольбам, решит спуститься снебес. Если только Он вздумает снова разъединить их с сыном в бурном ибезжалостном потоке жизни, Антони Фортунь навсегда от Него отречется.

Именно о шляпнике, бродившем возле дома Алдайя на проспектеТибидабо, и рассказал нам уличный торговец. То, что цветочник принял за дурнойхарактер, было твердостью духа, обретаемой только теми, кто — пусть поздно, нолучше уж поздно, чем никогда — находит цель, ради которой стоит жить, иначинает жадно преследовать ее, желая наверстать упущенное время. К сожалению,Господь и на этот раз не внял молитвам Антони Фортуня. На грани отчаяния,шляпник, наконец, осознал, что не в его силах найти давно исчезнувшую девушку,которую уже никто не помнил и которая стала бы спасением для его сына и длянего самого. Боже, сколько еще потерянных душ тебе нужно, чтобынасытиться? — взывал шляпник к небесам. Господь в величии вселенскогоспокойствия взирал на него, не мигая.

— Я не нашел ее, Хулиан… Клянусь, что…

— Не беспокойтесь, отец. Я сам должен это сделать. Вы итак мне очень помогли.

В ту ночь Хулиан впервые вышел на улицу. Он был твердоуверен, что отыщет Пенелопу.

Микель слушал рассказ своего друга и думал, как емувоспринимать эту историю: как чудо или как проклятие. Он даже не обратилвнимания на официанта, который кому-то звонил по телефону, шепча в трубку, апотом, искоса наблюдая за входной дверью, слишком усердно вытирал стаканы набарной стойке, где сальные пятна беспощадно завладели всем свободнымпространством. Хулиан тем временем рассказывал о своих злоключениях вБарселоне. Микелю даже в голову не пришло, что Фумеро мог побывать в этом идюжине других кафе на проспекте Тибидабо, и что, стоит Караксу переступитьпорог хоть одного из них, звонок в полицейское управление будет деломнескольких секунд. Когда полицейская машина остановилась напротив кафе, аофициант незаметно ретировался на кухню, Микель вдруг ощутил ледяноеспокойствие неизбежности. Каракс прочел это в его взгляде и обернулся.Призрачные тени в серых плащах промелькнули за окнами. Несколько лиц намгновение прижались к стеклу, над их головами поднимался пар. Фумеро среди нихне было. Его появлению всегда предшествовали стервятники.

— Уходим отсюда, Хулиан…

— Идти некуда, — произнес Каракс такимневозмутимым тоном, что Микель оцепенел.

Только теперь он заметил револьвер в руке Хулиана и холоднуюрешимость в его глазах. Колокольчик на двери звякнул, разрезав тишину,нарушаемую бормотанием радио. Микель выхватил пистолет из рук Каракса ипристально посмотрел на него.

— Дай мне твои документы, Хулиан!

Трое полицейских с притворной небрежностью уселись за барнуюстойку. Один из них краем глаза оценил обстановку. Двое других почтиодновременно опустили правую руку в карман плащей.

— Документы, Хулиан! Давай!

Каракс молча покачал головой.

— Мне осталось жить месяц, от силы два. Один из насдолжен выйти отсюда, Хулиан. Ты опережаешь меня по очкам. Не знаю, найдешь литы Пенелопу, но Нурия ждет тебя.

— Нурия твоя жена.

— Ты помнишь о нашем уговоре? Если я умру, все то, чтопринадлежало мне, переходит к тебе…

— …все, только не мечты.

Они в последний раз улыбнулись друг другу. Хулиан протянулему свой паспорт. Микель вложил его в экземпляр «Тени ветра», который всегданосил в кармане пальто.

— Скоро увидимся, — прошептал Хулиан.

— Не торопись. Я подожду.

Когда трое полицейских оглянулись, Микель уже встал из-застола и шел прямо на них. Вначале они увидели перед собой дрожащего, смертельнобледного человека. Он широко улыбался, а в уголках его тонких безжизненных губвыступила кровь. Когда полицейские заметили револьвер в его правой руке, Микельбыл уже в нескольких метрах. Один хотел что-то крикнуть, но первый же выстрелснес ему нижнюю челюсть. Мертвое тело упало на колени под ноги Микелю. Двоедругих агентов выхватили пистолеты. Второй выстрел настиг того из них, которыйказался старше. Пуля попала в живот и, пробив позвоночник, застряла в барнойстойке, забрызгав ее кровью и внутренностями. В третий раз Микель выстрелить неуспел. Оставшийся в живых полицейский уже приставил пистолет к его груди.Микель почувствовал холод стали, прижатой к ребрам прямо напротив сердца, инатолкнулся на взгляд, полный ужаса.