— Я не должен был возвращаться в Барселону, —прошептал он, мотая головой.

Я опустилась на колени возле него.

— Здесь нет того, что ты ищешь, Хулиан. Давай уедем.Вдвоем, только ты и я. Уедем подальше отсюда. Пока еще есть время.

Хулиан внимательно посмотрел на меня.

— Ты знаешь что-то, о чем мне не говоришь? —спросил он.

Сглотнув комок в горле, я отрицательно покачала головой.Хулиан, казалось, поверил.

— Ночью я снова пойду туда.

— Хулиан, ради бога…

— Я должен удостовериться.

— Тогда я пойду с тобой.

— Нет.

— В последний раз, когда я осталась ждать здесь, япотеряла Микеля. Если пойдешь ты, пойду и я.

— Все это не имеет к тебе никакого отношения, Нурия.Это касается только меня одного.

Я спрашивала себя: неужели этот человек на самом деле непонимает, какую боль причиняют мне его слова, или ему это просто безразлично.

— Это ты так думаешь…

Он хотел погладить меня по щеке, но я отстранила его руку.

— Ты должна была бы возненавидеть меня, Нурия. Тебе быстало легче жить.

— Я знаю.

Целый день мы бродили по городу, чтобы только быть подальшеот давящего полумрака той комнаты, где все еще стоял влажный аромат кожи исмятых простынь. Доехав до Барселонеты, мы медленно пошли по пустынному пляжу,где растворялся в дымке цветной мираж песка. Мы присели на берегу, у самойводы, как это обычно делают дети и старики. Хулиан молча улыбался, думая очем-то своем.

Когда стало смеркаться, мы сели на трамвай, который повезнас от акватории по Виа Лаетана до бульвара Грасиа, а потом через площадьЛессепс по бульвару Аргентинской Республики до конечной остановки. Хулианмолча, с жадностью всматривался в улицы, мелькавшие за окном, словно боялся, чтотот город, по которому мы проезжали, исчезнет в тумане за поворотом. Где-то всередине маршрута он взял мою руку и молча поцеловал. Он не выпускал ее изсвоих рук, пока мы не сошли на последней остановке. Какой-то старик, ехавший сдевочкой в белом платье, смотрел на нас с улыбкой, а потом спросил, помолвленыли мы. Было уже совсем темно, когда мы, наконец, подошли к дому Алдайя напроспекте Тибидабо. Накрапывал мелкий дождь, и каменные мокрые стены особнякаотливали серебром. Мы перебрались через ограду на задний двор, рядом стеннисными кортами. В темноте возвышался мрачный силуэт дома Алдайя. Я егосразу узнала. Сколько раз я встречала воплощения этих стен, галерей и комнат настраницах романов Хулиана. В его книге «Красный дом» особняк Алдайя представалзловещим дворцом, гораздо более просторным изнутри, чем снаружи, медленноменяющим свои очертания, разрастающимся в невероятной череде коридоров,галерей, переходов и бесконечных лестниц, ведущих в никуда, скрывавшим темныекомнаты, появляющиеся в полночь и исчезающие на рассвете, навсегда унося ссобой тех, кто имел неосторожность заглянуть туда. Мы остановились возлеглавного входа, обнесенного цепями, на которых висел огромный замок. Окнапервого этажа были забиты толстыми досками, увитыми плющом. В воздухе стоялзапах мертвой травы и влажной земли. Каменный фасад, темный и липкий от дождя,блестел, напоминая скелет огромной рептилии.

Я хотела спросить Хулиана, как он собирается проникнутьсквозь эту дубовую дверь, похожую на вход в храм или темницу. Но он достал изкармана пальто пузырек с какой-то жидкостью и открыл пробку. В воздухепочувствовался сильный запах, голубоватой струйкой растворяясь в сырой мгле.Хулиан вылил кислоту в замочную скважину. Металл стал плавиться, шипя, какраскаленное железо в облачке желтоватого дыма. Подождав несколько мгновений, онпошарил рукой в траве, поднял камень и несколькими ударами разбил замок. Хулиантолкнул ногой дверь. Она медленно распахнулась. Изнутри, словно дыхание склепа,донесся запах тления и сырости. За порогом начиналась мягкая на ощупь,бархатистая темнота. У Хулиана с собой была лампа, которой он освещал путь,держа ее в вытянутой руке. Я закрыла входную дверь и последовала за ним черезприхожую. Под ногами расстилался толстый ковер пыли, на котором отпечатывалисьодни только наши следы. На голых стенах плясали янтарные отблески пламени. Вкомнатах не было ни мебели, ни зеркал, ни люстр. Двери висели на своих петлях,но их бронзовые ручки были вырваны с корнем. Дом с неохотой обнажал перед намисвой голый остов. Мы задержались у подножия каменной лестницы. Взгляд Хулианаустремился куда-то вверх. На секунду он обернулся и посмотрел на меня. Я хотелаему улыбнуться, но в темноте мы едва различали глаза друг друга. Я сталамедленно подниматься за ним по лестнице, на ступеньках которой Хулиан впервыеувидел Пенелопу. Я поняла, куда мы направляемся, и меня охватил страшный холод,не имеющий ничего общего с промозглой атмосферой дома.

Мы добрались до третьего этажа. Узкая галерея с низкойкровлей и крошечными дверными проемами уходила в южное крыло. В этой части домакогда-то жила прислуга. Я знала, что последняя дверь ведет в спальню ХасинтыКоронадо. Хулиан медленно, с опаской приблизился к знакомой комнате. Именноздесь он в последний раз виделся с Пенелопой, именно здесь в последний раз онипредавались своей страсти. А несколько месяцев спустя она умерла от потерикрови в этой самой комнате, ставшей ее тюрьмой. Я попыталась остановить его, ноХулиан уже стоял на пороге и отсутствующим взглядом смотрел впереди себя. Явыглянула из-за его плеча. Там не было ничего, кроме пустоты. На деревянномполу, под толстым слоем пыли, еще можно было различить след от кровати. В самомцентре комнаты расплывались черные пятна. Хулиан в замешательстве долговглядывался в эту страшную пустоту. В его взгляде я читала, что он едва узнавалэто место, что все ему здесь казалось мучительным и жутким обманом зрения. Явзяла его под руку и повела обратно к лестнице.

— Здесь ничего нет, Хулиан, — прошептала я. —Они все продали перед отъездом в Аргентину.

Он обессиленно кивнул. Мы снова спустились на первый этаж.Хулиан направился в библиотеку. Полки были пусты, камин засыпан строительныммусором. На мертвенно-бледных стенах отражались, вздрагивая, тусклые блики.Кредиторы и ростовщики вынесли все, даже память, которая, должно быть, давноуже затерялась в пыльных подвалах какого-нибудь ломбарда.

— Я напрасно вернулся, — пробормотал Хулиан.

Так будет лучше, думала я, считая мгновения, отделяющие насот входной двери. Если бы мне удалось увести его оттуда, даже смертельноопустошенного, быть может, у нас был бы еще шанс. Я хотела, чтобы Хулиан вобралв себя пустоту и крах этого дома, чтобы он, наконец, освободился отвоспоминаний о прошлом.

— Тебе нужно было вновь прийти сюда, чтобы все увидетьсвоими глазами, — сказала я. — Теперь ты знаешь, что здесь ничегобольше нет. Это всего лишь пустой дом, Хулиан. Пойдем.

Бледный, он взглянул на меня и молча подчинился. Я взяла егоза руку, и мы пошли по коридору к выходу. Полоска уличного света, проникшегосюда из-под двери, была в нескольких метрах от нас. Я уже ощущала запах травы идождя. Вдруг я почувствовала, что потеряла руку Хулиана. Остановившись, яобернулась. Он стоял неподвижно, устремив взгляд в темноту.