Наглядная пустота вокруг меня ширится.

А на дворе холод, ветер гудит на чердаке, перед окном мотается клен, только мухи жужжат в комнате. Но ничего, «выдюжу»… К тому же это неплохая подготовка к предстоящей зимовке — к «житию» на Тверской…

Вечером — малый час на море. По горизонту слева виснут ливни; направо — розовеют кучевые облака; прямо — громоздятся пенные валы.

Подняться на сильных крыльях — и лететь на закат, к горизонту!!.

На выходе с пляжа, на тропке, перо чайки. И голосок Инны: «Возьми для Кисанки…»

2 сентября.

Вторник. Проснулся ночью, на часах — 1 час 40 минут…

Понятие «никогда» само по себе способно вызвать страдание. Поэтому эмоции, им вызванные, не могут отражать истинной меры горя, с которым оно бывает связано.

Об истинной силе горя говорит только боль, испытываемая непосредственно от факта отсутствия ушедшего.

Боль, подобная голоду, удушью.

Чувства, связанные с понятием «никогда», обобщенные. «Никогда» — включает опыт утраты вообще.

Как часто путаем мы боль обобщенную (Weltschmerz [мировую скорбь]) с болью непосредственного горя, как часто подменяем их — одну другой.

Настоящее горе может только довершаться понятием «никогда», поскольку это понятие несет с собой (привносит) отчаяние ЗНАНИЯ.

Утро, занимался Шестой симфонией Прокофьева и прослушал ее. Потом Сибелиус, Седьмая симфония и «Лебедь».

Вечером были Павловы. На сей раз тепло и содержательно. Ночью играл им «Поцелуй феи» и 3-ю ч. Пятой симфонии Онеггера.

3 сентября.

Среда. Утро голубое. Не работал. Ранний обед: уезжают Павловы. В 5-м часу тихонько по шоссе, навстречу Яше, как когда-то шел встречать Инну с Гусевым. Осень света. День синий, в маленьких белоснежных облачках.

Но нет связи с ним. Нет причастности, даже ощущения Присутствия… Позвал Инну. И вот всему — свой час. И бледная пожухлая былинка, что дрожит и клонится в ветерке, приемля конец свой, празднует конец свой — голубую осиянную неизбежность.

А мое неприятие заключается в том, что я знаю: нельзя, невозможно не принять…

Вместе с Яшей на почту, за папиросками, и круг морем. Вечером читал ему записки. Его: «Грех так звать ее…»

4 сентября.

Четверг. День благословенный. С Яшей в монастырь. Подъем на горку. Высокая обочина дороги со столбами, будто над обрывом в голубое небо.

Подъемы впереди на шоссе, обрывающиеся прямо в синеву неба.

Сжатые поля, скирды соломы, воспоминания былой осенней домовитости.

Все теплее: у монастыря даже ласточки, скворцы.

Главы, кресты монастыря. Вокруг, в благодати, в далях осеннего дня, — уходящие в дымку ярусы лесов.

Но Силуаны нет, уехала. Игуменья [Ангелина] занята. «Придите через 2 часа». Подумалось: «Не судьба. Не угодно все, чего мне здесь хотелось…»

Пошел вдоль монастырской стены за ушедшим в лавку Яшей, чтоб ехать домой. Спросил вышедшую из избушки седую женщину, где эта самая лавка. Зашагал было дальше, как вдруг женщина окликнула меня. С внезапной убежденностью в важности приближающегося мгновения подошел к ней. Вошли в избушку.

«Я — близкий друг Н.А. Вы пришли к ней. Говорите здесь, говорите мне все, что хотели сказать ей самой. Я узнала вас. Минуту сомневалась. Потом подумала: приехал к Н.А. Тяжело. Надо окликнуть…»

В радости и светлой благодарности распахнулось сердце навстречу чудесной этой встрече. А потом была беседа, и в беседе — все, чего ожидал, — и даже больше, чем ждал…

Беседа: всегда молится обо мне и об Инне. Видела Инну в наш приезд сюда в 1962 году. Коснулась самых дорогих для меня черт Инны. Даже легковейности ее волос, синевы глаз.

Сокрушалась моими зовами-заклинаниями Инны: «Вы мучаете ее».

На вопрос: «В тягость ли Инне и радость моей любви к ней?» — ответила, что для «Там», как и для «Здесь», есть худшее и лучшее. Понимающе кивнула, когда сказал, что все противится во мне отказу от зова Инны и надежды ее увидеть, пусть даже ценой осуждения.

— Ведь если даже она придет к вам, вы не будете знать, как поступить с ней. Вы искалечите ее.

— Берегитесь людей, которые пойдут навстречу этим вашим желаниям и дадут вам чуть ли не осязаемое общение с Инной: вы погубите ее.

— Вы имели неповторимое счастье — платите за него. Молитесь за Инну. Молитесь вообще, как умеете. Творите милостыню именем Инны.

— Вы должны гореть. Но вы коптите. А можете гореть свечой.

— Вы большой, и в большом вашем смятении вам необходим наставник, который помог бы вам и привел вас к Чаше и который был бы вам как сильное плечо, на которое бы вы оперлись, чтобы потом самому стоять сильно и самостоятельно.

— Вот это все, что в вас, например: куда оно, как оно может исчезнуть?!

— А матушке игуменье я передам все, что вы хотите, и все будет исполнено так, как лучше.

Невесомый и радостный вернулся я в монастырь, где меня ждал испуганный моим долгим отсутствием Яша.

Не хотелось еще ехать домой. Отправились к Чудскому озеру. К тому самому месту, где были с Инкой и Рабиновичами…

Тот же голубой, распахнутый простор озера, те же обточенные водой и ветром валуны на молу, те же нетронутые пески берега, вдали та же ярко синеющая полоса Наровы и нежная зелень уходящих в дымку берегов с неподвижными, озаренными косым солнцем стогами…

Тот же льдистый ветерок и вольный шум прибоя.

Возвращались домой, когда завечерело и на дорогу легли длинные тени. Слева «бежала» опушка леса, уже погруженная в сумерки, и мелькал промеж стволов огненный диск солнца; а справа лес еще горел в лучах вечернего озарения. Закат угасал в малиновом дыму. Сгустились сумерки. По низинам поднялись и белой пеленой простерлись туманы.

Когда отдыхали и обедали в сосняке у Чудского озера, мелькнула догадка о самосожженцах; явление это не исчерпывается мелким определением «сектантства» в социально-церковном смысле.

Это — большое явление. Оно — одно из отображений стремления Жизни к самоуничтожению. А поскольку любовь — ярчайшее проявление того же стремления Жизни, постольку Эрос был объявлен самосожженцами одним из действ, дозволенных и сопутствующих «Красной смерти».

5 сентября.

Пятница. …В 5.30 с Яшей тихонько по Айя, к церкви. Доносится матушкин благовест. Всенощная. «Господи, да не вниди в суд с рабом твоим…»

Комплекс моего Бытия сегодня и комплекс таинства Причастия — вот проблема, которую надо решить и которая кажется мне сегодня неразрешимой, но которая так или иначе должна быть разрешена. (Проблема права на Причастие).

6