Гайдн, Симфония соль-мажор

Брамс, Вторая симфония

Вечером клякса <…> в Брамсе и мой перехлест… Но очень хорошее 1-е отделение.

3 июня.

Вторник. Пробуждение в муках совести по поводу «перехлеста» в Брамсе.

12–4 поездка к И.И. Соллертинскому <…>. (Телеграмма Жени).

Вечером сборы и долгая беседа с Анной Ивановной (дежурной по этажу).

4 июня.

Среда. Утром подарок от Али: пара ежиков, ложечка. После завтрака — немного в холле. Телеграмма Марголина: «Две шестерки — очень мало, две шестерки — лишь двенадцать! Начинайте все сначала и живите лет сто двадцать! Ваш всегда герольд и воин, штаб-трубач В.С. Марголин».

Доукладка. В 1 час — обед с коньяком (с позволения Али), в 2 часа — на вокзал. Депутатская комната, где сидели в 1944 году… Посадка. (В вагоне ревет радио). На станции Тайга — прицепка паровоза. Его свистки и наконец-то нормальная скорость поезда. За окном ветер гнет березы. Припозднившаяся листва: еще только курчавятся бежевые осины… Оранжевые семейки цветущих «огоньков» в совсем еще молодой траве. Много воды. Грязь на дорогах непролазная.

В 9.30 Томск. Отцы города. Водоворот приветствий, цветов, чемоданов, машин, гостиницы, банкета. Потом еще 20 км на машинах. В итоге — загородный дом, отдельная квартира. Тишина. Сон.

5 июня.

Четверг. Встали в 9. Ненастье. В комнатах холодно, но внимание, обслуга и абсолютная тишина. Разобрались. После завтрака Аля занимается; я — спал. В обед приезжал Игорь Федорович, хлебали небезопасный рассольник. После обеда, зарывшись от холода под одеяло, занимался. <…>

Ужин «своими» силами. В 9 — появление ужина казенного.

6 июня.

Пятница. 10–12 репетиция. Перед ней — приветствие оркестра, цветы, подарок, адрес. Искренне тронут… Ответил «от сердца». В антракте — намек на головокружение… Дома тоже (??) В 5-м часу проснулся, все еще есть непорядок в голове… Бережно, спокойно, с печалью и с допущением… в Концерт.

Областной драматический театр.

Вебер, увертюра к оп. «Волшебный стрелок»

Гайдн, Симфония соль-мажор

Брамс, Вторая симфония

Лучший в моей жизни Брамс. Так мне кажется. Домой, белой ночью среди полей, холмов, в отсветах плесов далекой Томи.

(Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно…)

7 июня.

Суббота. Солнышко наконец. Вышли на скамейку (котенок и мальчик). В 12 часов мэр города, на 2-х машинах.

Ботанический сад. Университет. Бревенчатый, весь в деревянных кружевах квартал старинных потемневших домиков (Детский сад).

Катер. На нем вверх по Томи ползли 3 часа… Могучая, но мертвая река. Одинокая утка. Природа меньше осквернена, чем где-либо. Живительный, холодный речной ветер. Могучая броня «Синего камня». Водовороты. Трап!!.

Спал как мертвый с 6 до 7. Лежал до 9-ти. Машина на концерт.

Областной драматический театр. Дирижер Ю. Симонов.

Слонимский, Симфония

Бах, Концерт для двух скрипок и оркестра

Чайковский, Шестая симфония

Треволнения Али: аварии; падение Зильпера; путаница с «чествованием» оркестра. Прием чуть было не сорвался… Спас Либерман. Дома во 2-м часу. Шофер сдает меня с «рук на руки». Перемолотая от волнения, уложившая все чемоданы — Цуц.

8 июня.

Воскресенье. Уложил чемоданчик. Аля — внизу со скворушками, травками, солнцем. В 12 — машины. Всеобщие проводы. Статья. 12.58 — отход поезда. Очень хороший, новый вагон. Отдыхаем. Аля спит. Мне — не удается. Заболевание Симонова… Видимо, мне нежданно придется дирижировать завтра… Склочка Синицы и К° по поводу «разложенцев». Об этом — с Либерманом. Спал с 9-ти до 1 часа ночи.

2.30 — Омск. Несмотря на ночь, встреча, цветы. Со всеми в гостиницу на берегу Иртыша. Под окнами пристань. Симонов окончательно разболелся.

9 июня.

Понедельник. Хорошо спали в очень хороших постелях до 11-ти утра. Окончательно ясно: мне сегодня дирижировать.

Номер очень хороший, но на пристани — громкоговоритель, который не дал заснуть после обеда. С 12 до 1 час. партитуры Брамса и пр. Дождь, ветер, ненастье. 6 часов — машина. <…> С 6.15 до 7.30 репетиция (фанерная акустика, но играть легко).

Концертный зал Филармонии.

Концерт:

Вебер, Гайдн, Брамс.

После концерта — Либерман (опять о «разложенцах»),

10 июня.

Вторник. В 8 часов встали. 9.30 — на репетицию. В 10 начали, кончили — 10.40. Дома обычные приготовления и запись дней. Но причалила и стала оглушительно тарахтеть землечерпалка в реке… Отчаяние. <…> Ничего сделать нельзя… От отчаяния (после мытья, горячей воды нет; принесла кипяток в ведре «ваша горничная») грохот «врос» в уши: дремал до 6.15.

Концертный зал Филармонии.

Концерт:

Глазунов, Пятая симфония

Шостакович, Пятая симфония

Концерт — хорошо; 3-я ч. Глазунова — чудодейственно…

Все хорошо кончилось. У нас Буяновский <…> и потом пересидевший всех Либерман: «Поезжайте за границу…»

ВСЁ.

1970

Дом творчества кинематографистов «Репино»

8 февраля.

В 1.15 выехали, в 2 — обед. Аля у меня устраивает, в 3.20 — скрылась. Пешком, узнаваемыми ельниками, — в СК [Дом Союза композиторов]. Мальчик и его мнение о моих «пеших» возможностях. «Вам идти час туда. Лучше вам на автобусе!» — «А ты?» — «Я на лыжах: 5 минут». — «А сколько туда километров?..» — «Да 1,5, наверно!» Араповы, его: «Природа, семья, работа и красота». И тут же нотки ущемленности, обойденности наградами. <…> В 5 дома. Толубеев. Чтение «Львов». 8 час. — шведская картина (о старом профессоре — Тибо…). От очков, духоты — тяжесть, сердцебиение, усталость. Сразу удобно (?!) заснул. Пробуждение в 3 и в восьмом часу.

9 февраля. 8.30 — встал. После завтрака дрема. 10–12 час. — Брамс, 1-я ч. Синички за окном на березах. 12–1.30 — до станции, вчерашним подъездом — домой. (О Рыссе… Крайняя дача с высоким забором: «Злая собака. Берегитесь!») Заснеженные с севера стволы. Две абонементщицы, показавшие мне дорогу (футболисты на льду, воспоминания о Гликмане). За обедом «лечебная» снедь соседок. Потяготная дрема. В 4 часа с трудом, насильно, до санатория Горького. Хотел до шоссе, но вернулся, сидел у входа. Ветерок. С деревьев косо падают, летят комья снега. Нет-нет да вспомянутся Шерман и его подозрения… ну, что ж делать.

5.30 — у себя. Запись дней. Легкие, светлые сумерки. Потом белая кафельная теплынь ванны и тишина. В 6 часов поговорил с Алей. Всё, слава Богу… (их четверо!) Смерклось: стемнело, засияли окна. Ужин; вереницы полуушедших, умирающих, молодящихся скелетов, вступающих в гибель: Гайдаров, Шапиро, Толубеев, вчерашний багровый Арапов и вступивший в их ряды сегодня — я (окончательно ли???). Дочитал «Нгоньяма желтогривый» [Э. Гленвилла].

В 8 час. кино «Берегись автомобиля» со Смоктуновским. После кино беседа с Шапиро