Вот только это – ломка. Все остальное – детские игры.

Звякнул мобильник, я выловил его свободной рукой.

– Алло?

На экранчике высветилось озабоченное лицо Лариски.

– Славик, я забегу к тебе на пару минут?

– Всего на пару? – удивился я. – Чтослучилось?

– У меня антивирь полетел! – пожаловаласьона. – Поставила из Инета, а тот не ловит! Триальный оказался.

– Заезжай, – разрешил я. – И на будущее держигде-нить на диске зазипованным. На всякий случай.

– Буду, – пообещала она.

Я оставил машину у соседнего дома, возле нашего нет места, акогда добрался до квартиры, сразу же поставил на плиту джезву. В виски больнокольнуло, я поднял руку и похолодел от внезапно вспыхнувшей мысли.

А ведь в самом деле… все. Конец. Амба. Мороз по коже истрах, будто завис на одной руке над темной бездной. Тема секса казаласьбездонной, сколько веков копали бесценную жилу, а вот… все. Кончились тайны,кончились открытия. Все высвечено, как мощным прожектором, препарировано,разложено по полочкам и снабжено подробными деловыми инструкциями и ценником. ВИнете подробная и с цветными фотографиями классификация клиторов и пенисов поразмерам, форме и степени наполнения кровью, что с ними и как делать, адресасекс-шопов и богатый ассортимент, а также подробнейшие советы, как и что. Невсе еще поняли, что раз тайнам и запретам в сексе конец, то… многому в ихжизнях конец.

Собственно, конец и человечеству, в котором – прав Фрейд –все на сексе, его сублимации, подавлении, отклонениях, проявлениях,одухотворении, перверсиях, мотивации, комплексах, стремлениях.

И грядет мир, в котором э т о г о секса уже не будет. Как ичеловечества.

Да и хрен с ним.

Лариска вбежала запыхавшаяся, чмокнула в губы, горячиесиськи сами оказались в моих ладонях, как она только и ухитряется всобачиватьих так умело.

– Приготовил? – спросила деловито.

– Только зашел, – ответил я. – Щас скину надиск. Или на флешке дам…

Она потянула носом.

– У тебя кофе? Эх, надо бежать, не успею…

– Кофе почти готов, – сообщил я. – Тебе ссахаром или со сливками?

– Я худею, – ответила она твердо. – А печеньеесть?

– Есть. С орешками.

– Тогда и со сливками! Сахару два кусочка, большенельзя… Ого, какая чашка! Нет, в эту три. Даже четыре.

Она придвинулась со стулом ближе, положив обе сиськи на крайстола, так что мои глазные яблоки выворачивает с корнем в ту сторону, торопливоприхлебывала и посматривала на часы с такой опаской, будто те вот-вот укусят зазапястье.

– Дел много? – спросил я понимающе. – Ты ужезвезда… По первому каналу видел! Сообщили, что на Евровидении именно ты будешьпредставлять страну… Кстати, ты что решила?

– С диском? – переспросила она. – Подготовкузакончили, скоро приступлю к записи.

– Нет, я про сиськи. Добавочные!

Она отмахнулась.

– Да там, оказывается, в больнице нужно пролежать почтидве недели. И ни петь, ни плясать, а только ходить, держась за стенку!.. А уменя работы – выше головы.

– Слава богу, – сказал я с облегчением. – Иеще неизвестно, не сел бы твой голос после такой операции?

– Я тоже так подумала, – ответила онасерьезно. – Зачем мне и сто сисек, если не смогу или стану хуже петь?Насчет Евровидения еще не решено. Да и неважно. А вот контракт на золотой дискуже подписан… А как ты, Славик? Вид что-то неважный. Я чем-то могу? Ну тамотсосать или твои гормоны онормить…

Я покачал головой.

– Я ж асексуал. С каждым днем все асексуальнее иасексуальнее.

– Не отстаешь от моды? Увы, у меня не получается.

Я фыркнул:

– Еще бы! С кем ты асексуальнее: с Демьяном илидиректором медиацентра?

Лариска вскинула брови.

– С Демьяном? С директором?.. Ну ты даешь… Думаешь, ясмотрю на такие мелочи?.. Эх, Славка, сколько дружим, а ты ничего не понял. Совсеми оргазмы – просто оргазмы. Словом, ерунда. Одинаковая. Как пепси-кола, изхрустального бокала или бумажного стаканчика – один фиг. А вот книгу почитатьили кино посмотреть – удовольствия разные. Тоже не понял?.. Но самое высшее,когда сама что-то… ну, понял? Верхнее ля и танец с микрофоном – это улет, этотакой кайф, что куда тебе со всеми твоими совокуплениями!

Я переспросил тупенько:

– Ты что, фригидная?

Она посмотрела с великой обидой.

– А ты дурной? С чего я фригидная? Теперь вообщефригидных нет. И слова такого, откуда и выкопал… Ты без меня со словарем спишь?

– Извини, – пробормотал я, – просто не понял.С Демьяном – все понятно, спонсор! Понятно, почему с директором. Ну и спрочими, полезными… Однако курьер и шофер, что у нас на подработке, это ж гдетут твоя карьера?

Она помотала головой.

– И что непонятного? Мне со всеми приятно. Я оченьчувствительная и возбуждаюсь быстро. Но ты просто помешался на сексе, Славка!

Я охнул:

– Я?

– А чего пристал с такой мелочью?.. Да мало ли с кем ясовокуплялась? Я не со всеми даже знакомлюсь! А вот верхнее ля или не сбиться сритма, пока вся в «Блю Джин ин лав», – это что-то! Никакой секс несравнится. Оргазм из оргазмов… фу, даже слова такие не хочу. Это ж высокаярадость, такое ликованище… но тебе, зацикленный чурбан, не понять!

Я помолчал, в мозгу как будто армия кротов выталкиваетнаверх взрыхленную землю, закрывая ею прогретую солнцем и заросшую зеленойтравкой. А вместе с травкой вниз уходит и что-то важное… вернее, казавшеесяважным.

Лариска с такой страстью рвется перевернуть мир своимипеснями, что все эти простые удовольствия вроде секса, тусовок, круизов нашикарных яхтах миллиардеров, купания в наполненных шампанским ваннах – фигня,не заслуживает упоминания. Можно сказать, трудоголик.

Меня опалило жаром. Как прирожденный интеллигент, умно ивозвышенно рассуждаю о сингулярности и грядущем расставании с видом хомо, а эторасставание уже прыгает передо мной. Уже перекраивает себя, в любой моментготово лечь под нож хирурга, делает из себя совсем другое существо… конечно,пока человека, других еще не умеют, но как только…

Хотя труд ее с точки зрения сингулярности – говно, однако жея еще говнее. Все еще наслаждаюсь сексом – асексуал хренов! – жратвой,хорошим вином и мягкой постелью. И сейчас думаю, подкопилось у меня или ещенет, чтобы поставить Лариску на четвереньки, люблю, когда сиськи качаются книзудойками, и трахнуть в анус. В жопу, по-нашему. Скотина, а не сингуляр, есличестно, но теперь что-то не хочется этой честности. Сейчас бы в норку, чтобы непризнаваться, что я все-таки говно. Оттого, что как все, еще не значит, что неговно. Это значит только, что большинство – говно.