— Это не должен быть я или даже Грэхем. Это необязательно должно быть прямо сейчас, но в ближайшее время необходимо, Анита.Ты сама это чувствуешь.

Я стояла столбом и на него таращилась. Уже давно я мечталаподчинить себе ardeur, и вот добилась этого — в некотором роде. Я не обязанапитаться, пока не захочу сама, но если слишком долго ждать, мне будет плохо. Япокачала головой:

— Я думала, контролировать ardeur — это значит необращать на него внимания и вообще не питать.

— Кто тебе такое сказал?

Я открыла было рот, чтобы произнести «Жан-Клод», ноостановилась. Он как говорил про ardeur? Что я приобрету над ним контроль.Научусь питать его на расстоянии. Он разве обещал, что ardeur уйдёт? Нет, необещал. Я просто хотела, чтобы контроль означал именно это. Никто такого необещал. Никто. Вот блин!

— Никто, — ответила я. — Просто я услышала,что хотела услышать. Хотела, чтобы ardeur меня оставил. И потому так поняла.

— Мне жаль, что именно мне пришлось тебя разочаровать.

Я посмотрела ему в лицо, внимательно посмотрела.

— Такое впечатление, что ты говоришь по опыту.

— Я не носитель. Нести в себе ardeur полностью, какнаша тёмная госпожа, — это большая редкость, даже в её линии крови.

— Откуда же ты знаешь, что творится со мной?

— Логика, — ответил он, — и ещё: то, что я неноситель, не значит, что я не видал несущих его в себе.

— И кто это был?

— Лигейя.

Он отвернулся, пряча от меня лицо.

— Мне незнакомо это имя. То есть вампир с таким именемнезнаком.

— Это не имеет значения, поскольку она мертва.

Я тронула его за лицо:

— Как это было?

Он посмотрел мне в глаза, но лицо его было отстранённым, какбывает у по-настоящему старых, когда они хотят не показать своих мыслей.

— Её убила Бёлль Морт.

— Откуда у меня такое чувство, что я должна извинитьсяза вопрос?

Он улыбнулся едва-едва заметно.

— Потому что ты не бесчувственна.

Этот ответ дал мне понять, что смерть Лигейи значит для негокуда больше, чем любая другая жестокая смерть. Она что-то для него значила, иэто совершенно не моё дело.

— Клиенты волнуются, — сказал нам Грэхем.

Он стоял чуть впереди с моей сумкой в руках. Как хорошийтелохранитель, он предоставил нам уединение.

Я глянула вперёд и увидела, что один из адвокатов нам машет.Действительно, волнуются.

— Даже если бы я захотела, вряд ли они стали бы ждать,пока мы вернёмся в машину утолить ardeur.

На этот раз он улыбнулся по-настоящему, и мрачность из егоглаз исчезла.

— Боюсь, что ты права.

— Тогда соберёмся, сделаем, что должны, а потом,ребята, вы меня отвезёте обратно в клуб.

— Где ждёт твой pomme de sang, — сказал Реквием.

— Да.

Интересно, успею ли я обратно, чтобы посмотреть хоть одинтанец Натэниела.

Вдруг я увидела его перед зеркалом — он подводил глазакарандашом. Его рука резко остановилась, и он спросил:

— Анита?

Будто не был уверен.

Реквием уже поддерживал меня под обе руки, иначе я бырухнула на колени.

— Анита, что случилось?

— Я подумала про своего pomme de sang, и увидела его.Он готовится к выступлению. — Голова кружилась, и когда Реквием прислонилменя к себе, я не возразила. — Общение разумов я уже проходила с Ричардоми Жан-Клодом. И никогда оно так не изматывало.

Реквием поднял меня на руки, и я уже в который раз пожалела,что не надела юбку подлиннее. Только подумать, чем я сейчас светила на всекладбище. Но стоять я не могла, земля качалась под ногами.

— Жан-Клод — мастер триумвирата с тобой и Ульфриком, аты — мастер Натэниела и Дамиана. Это твоя сила приводит в действие вашепартнёрство, а на это тоже энергия уходит.

— Уже каждому известно, что у нас троих произошло?

— Нет. Он сказал только Ашеру и мне — из вампиров.Наверное, ещё и своему pomme de sang, Джейсону. Он от него мало что скрывает.

Я нахмурилась. Мир перестал вертеться.

— А почему тебе?

— Я третий в иерархии после него и Ашера.

Этого я не знала, хотя из всех вампиров я вряд ли выбрала быдля этой работы другого.

— Кажется, я могу идти.

Он поглядел на меня с сомнением.

— Дай я попробую, — сказала я.

Он опустил меня на землю, но поддерживал рукой, будтобоялся, что я упаду. Его можно понять, но все равно меня это раздражало. Упастья не упала — уже хорошо. И вообще я чувствовала себя на удивление хорошо.Реквиема я взяла под руку, будто он эскортирует меня на последних шагах пути.Только он и я, может, ещё Грэхем, знали, насколько у меня подгибаются ноги.

Эдвин Алонсо Герман дарил благодарной публике рассказ о том,как выдурил у кого-то подпись на небольшое состояние. В наше время это сочли бымошенничеством, но в конце девятнадцатого и даже в начале двадцатого века такоебыло в порядке вещей. Многие из писанных законов о деньгах и как их можнолегально приобретать уходят корнями в дни старых разбойников-баронов, когдапочти все считалось честной игрой. Почти все способы, которыми заработали своисостояния первые миллионеры, в наши дни считались бы криминальными. Но Германсумел рассмешить свою аудиторию. Он раскраснелся от внимания группы адвокатов инаследников. Все радовались, потому что выиграли, а рассказчик этой историипомог им победить. Если бы мне кто сэкономил несколько миллионов долларов, онбы у меня тоже вызвал симпатию.

Он закончил под дружный смех сияющих лиц.

— Я готова завершить контракт, джентльмены. Иледи, — добавила я.

Кто-то из них счёл своим долгом пожать мне руку.

— Блестящая работа, миз Блейк, блестящая.

— Потрясающе. Нет, действительно потрясающе.

— Честно говоря, я бы не поверил, если бы своимиглазами не видел.

Очевидно, я была включена в число объектов добрых чувств.Обычно людям бывает не по себе, когда надо класть зомби обратно, особенно еслион выглядит вполне живым.

Поток комплиментов прекратил Реквием:

— У миз Блейк была трудная ночь, джентльмены. Если выпозволите ей закончить работу, она сможет отдохнуть.

— О, прошу прощения… мы не знали… спасибо… стоиткаждого потраченного пенни…